Такие мучительные раздумья часто посещали Георгия. Он размышлял об этом и в ту минуту, когда к отцу его явился управляющий имением и доложил:
— Наши крепостные все до одного исчезли вчера ночью.
— Как исчезли? Ума ты лишился что ли? Куда они могли уйти? — вскрикнули удивленные до крайности князь с княгиней.
Они даже не подозревали, что гурийское крестьянство вот уже месяцев шесть, как неустанно готовилось к восстанию, и что сегодня утром все отправились на общий сбор за их же деревней, у дуба.
Зато Георгий тотчас же понял, что произошло. Чтобы не выдать себя, он спросил, как бы ни о чем не зная:
— Куда же они могли уйти?
— Не могу знать, князь! Дворовые девки говорят, что, когда они встали утром на рассвете, уже никого не было дома,— ответил управляющий.
— Ушли, вероятно, на работу, — беспечно сказал князь, который и представить себе не мог, чтобы крепостные могли уйти не по делам своих господ.
— Разве ты не слышал, что они ушли еще на заре? Когда это дворня спозаранку бежала на работу без понукания? — сердито проговорила княгиня, удивленная и разгневанная своеволием крепостных.
Она приказала призвать к ней Тамару, самую верную и надежную из ее служанок, взятую в дом не насильно, а пришедшую к ним в услужение добровольно,— после того, как от голода погибли ее муж и дети.
— Что прикажите, сударыня? — с обычной услужливостью спросила Тамара.
— Куда девалась наша дворня? Не украли же их! Отвечай сейчас же!
— Не знаю я ничего, госпожа моя! Вчера они легли так же, как и я, а сегодня их нет. Я подумала, что вы еще спите, и потому сообщила об этом управляющему,— ответила Тамара, которая хорошо знала, что крестьяне давно готовятся к восстанию, что последнее время Бесиа часто ходил к молодому барину за советом и беседовал с ним по секрету. Но Георгий и Бесиа велели ей молчать.
— Ты что врешь мне, девка! Столько народу ушло, а ты не слыхала.
— Не сердись, мама!— сказала Гуло. У нее сегодня спал жар и она чувствовала себя лучше.— Дворовые разошлись, вероятно, по своим домам. Куда им еще деться? И у них есть свои дома, семьи.
— Горе мне, твоей матери, дочка! Ты давно уже не знаешь ничего мирского и речь твоя не для этого мира! — воскликнула княгиня, безнадежно махнув рукой.
— Нет, мама, мне сегодня лучше и я знаю, что говорю! Крепостные такие же люди, как мы с вами, и они вовсе не обязаны служить нам. Глупо было с их стороны, что они так долго не понимали этого. — Что с нее спрашивать, она в бреду! — проговорила княгиня.
Потом, возмущенная, обратилась к мужу и управляющему: