Впрочем, не слишком ли я сурово сужу о варягах, ведь мои выводы основываются на нравах и обычаях всего лишь одного и, возможно, далеко не лучшего племени, да и жизнь Рюрика на трудолюбивом острове, по рассказам Трувора представлялась мне несколько иной.
Не меньший интерес у меня вызвала и тайна Горыса, согласившегося плыть вместе с нами по одному ему известным причинам. Я выведал немного, еще больше разогревшее мое любопытство к личности скрытного голубоглазого юноши. Его отец – глава сильного варяжского клана попал в плен к грекам и провел в Царьграде несколько трудных десятилетий. Неведомыми путями он вернулся на родину, нашел остатки своего рода, которому без него и сгинувших в злосчастном походе лучших воинов пришлось влачить скудное существование, и… не стал добиваться прежней власти конунга. Свои собственные беды и несчастья своего рода он объяснил страшным грехом – убийством младшего брата, любимого и почитаемого среди простых норманнов. В Царьграде он отказался от Одина, принял новую веру, наивную по своей кротости и превращающую, по мнению варягов, мужественного воина в беззащитного ребенка. Вскоре он умер, убежденный в правоте открывшейся ему истины, оставив Горысу от варяжских времен княжеское кольцо с кратким изречением на ободке, а от Царьградских – серебряный нательный крестик на неподдающейся порче цепочке. Услышав о надписи, я тут же начертил на песке два слова, выгравированных на кольце Мера, и пьяный безрукий варяг, рассказывающий историю отца Горыса, согласно закивал головой. Теперь мне стала понятна тайна перчатки на правой руке голубоглазого юноши – ему донесли об аналогичном кольце на мизинце Синеуса, показывать же свое он не хотел, но и снять его с пальца в связи с каким-то предсказанием не решился. Что же гнало его к Рюрику, по-прежнему оставалось неясным.
С молчаливого согласия потускневшего Синеуса на оставшуюся часть привезенных нами ценностей я нанял на службу к Рюрику отряд обедневших воинов, польстившихся, прежде всего на возможность обзавестись молодыми славянскими женами.
Через несколько дней четырьмя ладьями мы отплыли на родину, но особой радости не испытывали – кем будут отправившиеся с нами воины для Рюрика и поверивших в него людей – убийцами и захватчиками, ввергнувшими восстающую из пепла страну в очередные кровавые разборки или грозной силой, помогающей заложить основы нового славянского государства?
Теперь все зависело только от Рюрика!»
Нам так и не удалось выспаться после безрезультатной погони в ночном лесу – в недостроенной новгородской гавани появились первые ладьи – вернулись Синеус и Трувор, и вернулись не одни. Рюрик был и взволнован, и неприятно поражен их появлением – Вадим должен был предупредить о приходе ладей, но не сделал этого, хотя незамеченными пройти мимо памятного нам поселения варяги не могли.