В одном из прибывших отрядов стало заметно легкое волнение – поражение его предводителя нарушало все радужные планы, обрекало на неизвестность, которое было мучительно для варяжского характера – но нарушить условия поединка в присутствии сородичей пришельцы не могли. Правда, большинство из двух других групп воинов наблюдали за происходящим с интересом зрителей, следящих за игрой в кости между признанными мастерами – их симпатии разделились поровну, и, прежде всего варяги стремились не упустить мельчайшие перипетии поединка, что бы потом с азартом непосредственных свидетелей восхищаться неимоверной удачей или сокрушаться по поводу упущенных возможностей. Только один из них – молодой и голубоглазый юноша, выделяющийся своей гордой осанкой и неполноценной перчаткой на левой руке – оценивал удары Витольда и Рюрика как возможные действия своих вероятных противников, и по тому, как непроизвольно в соответствии с движениями сражающихся сокращались и расслаблялись мышцы его тренированного тела, я понял, что, несмотря на молодость, он был опытным воином.
Рюрик откинул в сторону свой помятый щит – поединок для него превращался в показательный урок превосходства мастерства над грубой физической силой – и продолжал издеваться над некогда непобедимым конунгом. Меч Витольда описал высокую дугу и отлетел ему за спину под восхищенный гул русичей и варягов. Рюрик первым подобрал его и рукояткой вперед протянул растерянному великану – внешне пока все выглядело пристойно и благородно. Через несколько ударов все повторилось заново, и молчаливое недоумение, граничащее с неодобрением, пришло на смену неподдельному восхищению. Рюрик не мог не ощутить перемены в общем настроении, но почему-то не прекратил демонстрацию своих коронных приемов, выставляющих Витольда перед сотнями соплеменников жалким и осмеянным. Может, таким образом, он искоренял любую будущую возможную попытку открытого посягательства на его право владеть новой землей и новым народом, может, надеялся укротить и приручить свирепого зверя – больше всего я боялся, что он, увлекшись, потеряет осторожность, а силы оскорбленного противника возрастут многократно. Но развязка наступила быстро и была непредвиденной. Когда в третий раз меч несчастного Витольда вылетел из обмякших рук, просвистела стрела и поразила великана прямо в незащищенное доспехами горло. Витольд рухнул на землю как подрубленный вековой дуб, и все взоры устремились на молодого голубоглазого варяга, спокойно опустившего лук и с неподражающим достоинством ожидающего непредсказуемых последствий своего меткого выстрела. И если Витольд олицетворял былое, в один миг на глазах у всех рухнувшее могущество, то гордый юноша был похож на гибкую иву – согнуть на время можно, а сломать – навряд ли. Думаю, что даже у русичей его спасительный для чести Витольда выстрел вызвал облегчающее сочувствие.