Его и Настю провели ущельем, потом боковым распадком, в котором оказались уступы, позволившие как по грубым ступеням великанов подняться наверх, и вывели к тому месту, где о чем-то негромко торговались Мещерин и старший сын главы рода племенных вождей. Собеседник Мещерина казался чересчур спокойным. Узкие сощуренные глаза не позволяли угадать, с каким настроением он изучал золотую плашку. Позади его ног лежали две серые лохматые овчарки, и они заволновались, с утробным рычанием и вздымающейся шерстью стали приподниматься навстречу новым пленникам. Понадобился резкий предупредительный взмах кожаной плети, чтобы они поутихли. Мещерин повысил голос, так что его последнее требование стало слышно всем, кто был поблизости:
– ... Есть условие входа к кладу, известное только мне. Если с моими спутниками что-нибудь случится, я его не открою.
Старший сын главы рода с предательским усилием оторвал глаза от блеска золота плашки. Он задержал взгляд на раскрасневшейся от подъёма Насте, которая старалась встать ближе к Борису. Затем внимательно глянул на Бориса и на дракона на его груди. После чего переглянулся со своим средним братом, который и привёл их к нему.
– Хорошо, – прозвучал его ответ, то ли обращённый неопределённому собеседнику, то ли всем, кто стояли рядом.
– Придётся беречь их от Бату, – подтвердил соглашение с Мещериным средний брат. И объяснил пленникам. – Бату, наш младший братец, в детстве упал с лошади. С кем не бывает? Но он упал неудачно, повредил голову. – Он тихо засмеялся, но без приглашения разделить с ним этот натянутый смех. – Лучше вам от нас не убегать. С ним договориться много сложнее.
Братья знали короткий путь к двугорбой горе. Было раннее утро, и желание сразу проверить, действительно ли изображение на плашке связано с тайной сокровищницы, подтолкнуло их направиться прямо к ней. Для своего сопровождения и охраны трёх пленников они отобрали десять воинов. Остальных с собаками послали к стойбищу, сообщить отцу о поимке Мещерина и об оказавшейся у них в руках золотой плашке.
До полудня без каких-либо происшествий обошли теснину и преодолели гребень хребта, вышли к шумной горной речке. Половодье давно спало, и по обе стороны речки обнажились серые полосы накрытых галькой берегов, стиснутые кручами растрескавшихся стен. Чтобы облегчить и сократить путь, спустились крутым откосом небольшого оврага к левому берегу и направились по нему против течения. Прибрежные утёсы постепенно становились все выше и неприступнее. Солнце подбиралось к точке наивысшего подъёма, обдавая ущелье и путников жаром прямых вниз падающих лучей, и, если бы не близость прохладной воды и водяной пыли, безветренный воздух измучил бы духотой и не позволил идти так скоро, как они шли. Речка была довольно полноводной, хрустально прозрачной. Местами она грозно шумела, местами, как будто старалась быть ласковой, мягко журчала и беззаботно играла ослепительными солнечными бликами. В спешке, причиной которой было растущее возбуждение от надежды обнаружить сокровищницу, никто не уделял особого внимания Борису; это давало ему возможность держаться в хвосте отряда монголов и пленников, зорко посматривать на окружающие скалы. Мещерин и Настя подчинились общему настроению, и не помышляли о побеге, что, казалось, поняли оба возглавляющих отряд брата. А Борис не бросил бы их. Но он единственный не гадал о сокровищнице, весь в ожидании встретить условную отметину, которую должны были оставить казаки, если их не постигла подобная же, а то и худшая участь. Именно по отметине возле этой речки они накануне договорились отыскивать друг друга.