Ступень.
Еще ступень.
Еще пять ступеней.
Для Сомова
время тянулось
резиной, грозя
растянуть
секунды в года.
Еще
десять ступеней
пройдено. Кто
мог подумать,
что это в человеческих
силах?
Сомов
оттолкнул руку
друга и прошептал
едва слышно,
жалко:
- Я сам.
Он
смог сделать
еще несколько
шагов. Еще несколько
ступенек оставил
позади...
И рука
уткнулась во
что-то гладкое.
В
глазах просветлело.
Они стояли на
узкой длинной
площадке, покрытой
бугристой,
местами прожженной
пластмассой.
Сомов держался
за ограждение,
тупо глядя вниз
в пропасть
только что
преодоленной
трубы с червяком
вьющейся серебристой
ажурной лестницей.
Слабый розовый
свет стал гаснуть,
и труба погружалась
во тьму.
- Соберись!
- велел Филатов.
Он
возился с массивной
дверью, раскручивая
колесо. Сомов
попытался
помочь. Пальцы
соскальзывали
с истертого
металла. Колесо
с трудом провернулось.
И дверь подалась
неожиданно
легко, распахнулась,
впуская сиреневый
мягкий свет.
Вслед
за своим другом
Сомов шагнул
в проход, резинопласт
мягко пружинил
под ногами.
И дыхание
перехватило.
Все
было, как в недавно
привидевшейся
ему картинке.
Сиреневый
свет, исходящий
от стометровой
высоты сердечника
реактора, похожего
на яйцо, поставленное
на острый конец.
И черная, как
ворон, фигура
на его фоне...
***
- Двенадцатый,
- прошептал
Сомов.
Он
знал наверняка,
что это так.
Пришел тот, чье
место в двенадцатиугольнике
пустовало.
Они
стояли на круглом
просторном
балконе, откуда
открывался
вид на сердечник
реактора. Вокруг
тревожно светящегося
«яйца» беспорядочно
громоздились
замысловатые
металлические
конструкции,
противоестественно
изогнутые
ребристые
черные штанги
с прилипшими,
как грибы поганки,
разноцветными
«тарелками»,
мощные силовые
кабели.
Сиреневый
свет становился
все сильнее
- реактор входил
в режим разноса.
Двенадцатый
стоял на краю
балкона, скрестив
руки на груди,
и вглядывался
как-то расслабленно
и грустно в
реактор. Он
будто не видел
московитян.
Но Сомов знал,
что противник
видит и знает
все.
Филатов,
набрав в легкие
побольше воздуха
и задержав
дыхание, стал
поднимать вдруг
ставший необычно
тяжелым пистолет.
С трудом разведчик
поймал черную
фигуру в прицел.
И вдавил спусковой
крючок...
Очередь
загрохотала
оглушительно.
Но
Двенадцатый
за неуловимое
мгновение до
этого ушел в
сторону, и теперь
стоял метрах
в пяти перед
московитянами,
разглядывая
их тем самыми
врезавшимися
в память и в
самую душу
глазами, в которых
застыла вселенская
отрешенность.
-
Зачем? - произнес
Двенадцатый
жестянно. - Вы
чужие... Вы зря
пришли сюда.