– Но почему я попал сюда? Я же хороший. Я любил маму, у меня были друзья, новая, вновь загоревшаяся любовь. Почему так? Что я сделал не так. Ведь я был хорошим.
– Хорошим. Ах ты, скотина! Да как смеешь ты сравнивать этого человека с собой? Животное!
Не сразу, но я узнал этот голос. Тьма, поселившаяся у меня в голове, не давала мне шанса что-либо осознать, но я понял, чей это голос. И я больше всего на свете был рад, слышать его здесь.
– Женя? – я поморгал глазами, чтобы хоть немного очистить глаза от гноя, накапавшего на них. Руки были скованы, поэтому я не мог ничего делать ими. Но я увидел. Даже сквозь жёлто-зелёный гной, налипший на глазах, я смог узнать её. А точнее, её лицо. Она не выглядела, как раньше. На месте её тела расплывалось большое теневое облако, словно разлитые чернила в чистой воде. Она не стояла в моей камере, а скорее, висела там. Повисла, словно привидение. Я мог разглядеть её глаза. Её лицо. Я был рад её видеть.
– Помоги мне, прошу тебя.
– Замолчи. Как ты можешь просить меня о помощи? Как смеешь ты сравнивать себя с тем человеком, который помог тогда Лере?
– Но ведь это же всё тот же я. Я не изменился.
– Ах, ты не изменился. Вот как ты думаешь. А я считаю иначе. Ну давай тогда взглянем вместе на процесс твоего «неизменения».
– Нет, нет, прошу тебя. Я не хочу это видеть, – я молил её остановиться. Но она не слушала. Это была не она. Не настоящая Женя. Облако «чернил», которое приняло образ моей Жени, было активировано расстройством нашей ссоры и теплом моей мечты. Это не была она. Это была лишь проекция моего разума. Голограмма моего мозга, старающаяся показать мне моё истинное «я». Она подошла близко. Может, даже ближе, чем я мог себе это представить. Из-под «платья» теней показалась кисть руки, которая теперь составляла опору для указательного пальца. Палец коснулся моего лба, и в голову будто ударили молотом. Меня мутило, голова не держалась на плечах и вот-вот оторвалась бы от тела. Казалось, будто мне поставили капельницу с морфием, который уже принялся отравлять мой мозг, убивая в нём клетки. Образ Жени растворился во тьме карцера, и я вновь начал видеть образы. Образы, которые должны были указать мне на мою ошибку. Я не мог на них повлиять и не собирался этого делать. В этом мире я лишь смотритель. Молчаливый и невидимый. Здесь я мог лишь наблюдать…
Сделать что-то, на что, по мнению других,
вы не способны, – величайшая награда в жизни.
А.П. Чехов
1.
– Конец.
Я сделал это! Я сделал это? Неужели? Я закончил. Поверить в это не могу. Я действительно закончил это писать. Я написал её. Написал целую книгу. Конечно, я уверен в том, что она полна ошибок, как синтаксических, так и пунктуационных, но я всё же это сделал! Я воплотил мечту в жизнь! Вот это да! Здорово. Потрясающие ощущения. Я работал над этой рукописью ровно двадцать три дня, семь часов и двадцать шесть секунд, а это значит, что сегодня уже… Двадцать девятое июня?! То есть получается, что я пропустил мимо себя целый месяц практически моего последнего лета. Это… Неприятно. Но успокаивает та мысль, что я хотя бы не сидел просто так на месте без дела, а чем-то занимался. Занимался очень даже интересным делом. Вот это да! Валерия Ивановна, утритесь! – думал я про себя, вспоминая её слова о том, что я не смогу связать и нескольких слов. И вот. Я связал чуть больше двухсот тысяч слов. Я, конечно, не пересчитывал, но предполагаю, что столько там точно наберётся. Невероятные ощущения терзают мою душу. Это как беспокойство за собственного ребёнка, который только что родился. Ты понимаешь, что теперь ты за него в ответе, и тебя тревожат страшные мысли. А вдруг с ним что-нибудь случится? А вдруг он потеряется? А вдруг разобьётся? Ну уж нет, родной мой. Я тебя сотворил, и я буду держать тебя как можно ближе к себе. Теперь ты от меня никуда не денешься.