После ухода Нелли он потерял счёт времени, а вернее, не замечал смену сезонов, ход суток. Он не смотрел на часы, а уж о календаре и разговора не могло быть. И засыпал, когда организм его уже не выдерживал бдения, почти не ел, а когда ел, то механически, мало отличая по вкусу солёное от сладкого. То и дело надевая и снимая один и тот же халат, ходя в одних трусах по квартире. Не предполагая даже, что не видел и не слышал любимую уже больше 6 месяцев. Не представлял, что любовь, что всегда была смыслом и стимулом его жизни, была напугана одним только видом Тарона. Небритый, с бородой и немытыми волосами, отросшими до плеч, с грязными ногтями он походил на дикаря чуть ли не первобытных времен. И повсюду невыносимый стойкий запах табачного дыма, впитанного в стены, алкоголя, клубки пыли…
Тарон повернулся к Малышу и возмущенно стал объяснять поведение людей в форме. В его речи звучали упрёки в их адрес, что они совсем потеряли стыд и совесть, впрочем, это неудивительно, что они много позволили себе, предлагая ему, самому Тарону, что-то сделать другое. Как он мог знать, что если вспоминали о нём, то не по той причине, что он, Тарон – известный человек, талантливый режиссёр, которого ценили за качества в душе, столь редкие в этом мире, его понимание, мировоззрение, отношение ко всем людям, боготворимый семьями, матерями погибших на войне сыновей… Как он мог знать, что был на слуху оборотной стороной медали, став лакомым десертом желтой прессы и вездесущих, как тараканы, папарацци. Ушлые журналисты богатели на нём, то описывая его текущую жизнь в трагичном ракурсе, то с долей сарказма, выставляя всё в свете клоунады. И народ покупал эту грязную еду для собственных мозгов, утоляя голод алчного любопытства. А Тарон, перемещаясь по комнатам, часами рассказывал Малышу о своей жизни, о тех, кто ему дорог. И во время своей повести ронял слёзы, не пытаясь сдержать страдания, и потянувшись к Малышу, гладил его по голове. Малыш чувствовал боль в голосе Тарона, в его ладонях. Каждый раз, слушая внимательно Тарона, Малыш спустя некоторое время подскакивал с места и начинал тянуть его на кухню, осторожно зубами хватая за руку. Тарон послушно шёл вслед за ним, и верный Малыш, усаживаясь у миски, ждал, когда Тарон сядет сам за стол и первый начнет трапезу. Это было знаком для Малыша, и он не притрагивался к своей еде, ожидая, когда Тарон начнёт жевать. Вся немногочисленная еда, состоящая из полуфабрикатов или из готовой пищи, доставлялась на дом по заказу Тарона. И каждый раз, когда звенел телефон и сообщали, что заказ доставлен, Тарон благодарил их и дожидался их ухода, быстро открывая дверь, вносил сам продукты и захлопывал, вновь запирая и пряча на своей груди ключ. А Малыш неотступно следовал за ним по пятам, его выразительные глаза следили за Тароном, и хоть щенок и не мог говорить на одном с Тароном языке, но они оба понимали друг друга, и щенок старался отвлечь Тарона от грустных, тяжелых мыслей своим баловством, а то и капризами. Но как только приходила ночь, Малыш, округлив свои большие глаза, смотрел, как, бросив всё, Тарон прибегает к нему, словно беззащитный ребенок, обнимая уже здоровое тело Малыша. И каждый раз, прижимая Малыша к груди, орал в пространство, озираясь по сторонам. А когда Тарон был спокоен, Малыш часто слышал одну и ту же интонацию в голосе Тарона, когда он начинал рассказывать о том, что совсем перестал общаться с внешним миром. И тоска, как осенние листья, кружилась в его голосе. Но стоило Тарону заговорить о Нелли, без которой он не представляет свою жизнь, как тембр голоса менялся, тихо звуча, и Малыш, навострив уши, поднимался и подходил к Тарону, теснее прижимался к нему и мордой утыкался в его руки, облизывая их, а потом клал голову на колени Тарону и не сводил взгляда с глаз Тарона. Чувствуя, как нелегко Тарону, Малыш смотрел и поскуливал, словно хотел сказать, что Нелли без любимого ещё тяжелее.