– Она моя жизнь, Малыш. Она моё дыхание. Свет моих дней. Ох, если б ты знал, она такая!.. – и он возвел руки вверх, словно этим жестом желая показать, что она для него богиня. – Но она ушла. И теперь жизни нет, нет этих жизненных красок за периметром этой квартиры. Запредельный мир – айсберг.
Возникла тишина, только скрипели деревья за окном от порывов ветра. В душе Тарона возникло ощущение дискомфорта, оглядываясь, он заметил, что там, за окном, наступает ночь, окутывая город бархатом цвета индиго, и звёзды бриллиантовой россыпью сверкали на ночном покрывале. Но Тарон не замечал этой красоты. Быстро встав с дивана, подошел к окну, плотно закрывая шторы:
– Надо закрыть другие окна и проверить, заперта ли дверь, Малыш, – и направил свои шаги в сторону коридора. Бормоча что-то себе под нос, Тарон вошел в их с Нелли спальню и, зашторивая окно, вздрогнул от неожиданно раздавшегося звука. Он не догадывался, что в квартире сквозняком может захлопнуться дверь комнаты. Тарон медленно со страхом повернулся назад. Но ожидания оправдались, перед его глазами возникли один за другим лица его мучителей. Сердце запрыгало, застучав быстро-быстро, и кровь, пульсируя, начала сдавливать его виски, а зрачки расширились, оставляя крохотный ободок синей лазури на белом фоне. И сквозь страх он услышал, как за дверью заскулил Малыш. Тарон не моргая смотрел на лица, на этот раз они пришли к нему окровавленные, и их слёзы капали, окрашиваясь в алый цвет вместе с кровью. Они стали протягивать ему навстречу свои костлявые руки и шептали имя его сына. Держась за голову, Тарон сделал пару шагов назад, надеясь, что они исчезнут. А голоса только ещё сильнее и громче заговорили, и повторяли имя «Рупен… Рупен…». И с каждой секундой их голоса превращались в вопли с хриплыми выкриками.
– Папа, помоги мне! – прорезался сквозь дикие вопли вдруг голос Рупена. Незнакомцы холодной стеной стали вокруг Тарона и звериным оскалом улыбались ему.
Ошеломленный Тарон впервые так ясно, так четко услышал родной голос его сына. «Папа, помоги мне!» – звал его голос сына.
– Где ты? Сынок? Сынок, отзовись, – закричал Тарон с дрожью в голосе. – Рупен! Сынок, Рупен, родной…
Он подошел близко к чужим людям, которых становилось всё больше, непонятно откуда появляющихся, и стоял перед ними. Глазами он искал в толпе сына, зовя и зовя его:
– Рупен, сын мой, где ты? Где ты? Рупен…
И вновь услышал его «Папа, помоги мне!». Тарон порывался навстречу голосу сына, не зная, в какой стороне его искать, и, сделав рывок вперед, наступил невзначай на игрушку Малыша, который всё это время скулил за дверью. Поскользнувшись на резиновой игрушке, Тарон, балансируя, еле удержался на ногах, схватившись за краешек зеркала. Оно покачнулось, но устояло на своих чугунных ножках. Оно было изготовлено, как в старину, вытянутое овальное зеркало, с добавлением золота, чтоб придать отражению тёплый оттенок. Глубоко и быстро дыша, Тарон ничего не соображал, его глаза бегали по их лицам, а эти чужие так чётко и ярко представали перед ним и хаотично перекрикивали друг друга. А Тарон всё искал Рупена. И одновременно ему хотелось сбежать из этой комнаты, подальше от сумасшедшего наваждения, не слышать этих тонких противных голосов. Но где-то среди них был Рупен, страх за него был больше, чем за себя, да Тарон и не думал, только одна мысль, что Рупена надо спасать, стучала пульсом в его мозгах. Он вглядывался в вопиющую толпу с кривыми руками и крючковатыми пальцами и шептал: