– Будучи ребёнком, ты мог напутать!
– Давай спросим мою маму. Она подтвердит, что в семидесятые и до середины восьмидесятых ты везде представлялся Кузьмичом и требовал, чтобы тебя называли именно так, а не иначе. Давай позвоним маме…
– Звони хоть хрену забугорному…
– Каденька! – делала испуганные глаза Зоя Макаровна.
– …мне наплевать, что вы с твоей матерью насочиняли! Я Казимировичем родился, жил и им подохну!
– Ладно вам, – вмешивался Венедикт. – Будем считать, что «Кузьмич» журналистский псевдонимом отца.
Забив багажник и заднее сидение до отказа женскими комбинациями, мужскими носками, носовыми платками, электрическими фонариками, комнатными градусниками, косынками и другой всячиной где-нибудь в Ногинске или в Подольске, Зоя Макаровна привозила уставших родственников домой и кормила ужином. Уже не молодая женщина она включилась в новое дело с энтузиазмом комсомолки-ударницы производства так, словно её портрет пообещали завтра вывесить на доске почёта, а за невыполнение плана грозились отменить принятое решение. Откуда она знала, куда и в какое время нужно ехать, оставалось загадкой для братьев, но Зоя Макаровна безошибочно привозила их в тот час, и в тот магазин, когда, например, «выбрасывали» женские панталоны или дешёвые ситцевые халатики. В квартире товар сортировался по сумкам. Когда его набралось достаточно, чтобы набить им купе, братья собрались в дорогу. За небольшое вознаграждение проводник не приставал с глупыми вопросами, почему двое занимают помещение, рассчитанное на четверых.
По спланированному Борисом сценарию в Кишинёве братьев встречали Евсеев и Юрий Опря. Вчетвером компаньоны перегружали сумки в видавший виды «Рафик», собственность отца Юрия, Афанасия Степановича. К товару из Москвы и Подмосковья Евсеев добавлял свой со склада, то, что там оставалось. Юра ничего своего не вкладывал. Он заносил в салон картины отца и садился за руль. Этим обусловливалось его участие в общем деле. Сам же прославленный народный художник занимал место рядом с водителем и отдавал команду: «Вперёд». Ниже среднего роста, с огромной лысиной, обрамлённой кучерявыми тёмно-русыми волосами с сединой, он удивлял Веню своим неизменно красным носом. Создавалось впечатление, что Афанасий Степанович сбежал с детского утренника, где играл деда Мороза, скинул «дедовскую» красную шапку с белой окантовкой, красную шубу, красные варежки и посох с блёстками, а красный грим с носа смыть забыл. Командовал художник в полной уверенности, что в салоне «Рафика» едут рабочие и ассистенты, нанятые сыном для перевозки картин и оформления выставки-продажи в городе Брэила, куда лежал путь предпринимателей. На вопрос отца, почему в машине много сумок, Юра резонно отвечал: «Надо же людям свою копейку заработать». Человек искусства, вспыльчивый, но простой, без гонора «звезды» Афанасий Степанович понимающе подмигивал и говорил: «Коммерция». Благодаря договорённости с румынской стороной, под эгидой «культурного обмена» «Рафик» пересекал границу, минуя длинные автомобильные очереди.