В городе стояла тишина. Видно, и впрямь брошенный.
Шепель остановил коня у воротного проёма, заглянул внутрь. Горбатые кривые улицы, поросшие бурьяном, каменные и глинобитные стены с пробоинами и поваленные кровли. Обгорелые сто лет тому стропила торчали, словно рёбра из распоротой груди. Шепеля вдруг замутило — когда-то, года два тому, ему довелось видеть охотника, не совладавшего в плавнях с кабаном — тот прошёлся по груди, как пахарь оралом, рёбра вот так же торчали.
— Ну чего там, Шепеле? — окликнул сзади Заруба. Кметь оборотился.
— Ничего не видно.
Эхо от его голоса метнулось в ворота, заскакало по улице и угасло где-то в глубине развалин. Становило жутковато.
Кмети остановились в воротах — что-то мешало въехать в брошенный город.
— Стены какие-то… — неодобрительно бросил Заруба, разглядывая крепость с подозрением. — Камень не камень, глина не глина…
— Это кирпич, — пояснил кто-то из бывалых кметей.
— Ну да? — не поверил Заруба. — А то я не знаю, какой кирпич бывает… Они оплыли, как глиняные, Корец!
— Это здешний кирпич, — снова пояснил тот же кметь. — Его не обжигают на огне, а сушат на солнце. Сырец.
Наконец, Заруба коротко выругался, сплюнул на землю — прямо под копыта коню.
— Ну! Чего ждём-то?!
Улица вилюжилась стойно лесной тропе.
— Куда-то мы не туда заехали, — Шепель тревожно озирался по сторонам.
— Ничего, — Заруба поморщился. — Хоть место здесь — для засады в самый раз.
— А невелик город-то, — бросил кто-то из кметей. — Киев наш побольше будет. Да и Новгород.
— Да и Тьмуторокань, — поддержал Шепель — опричь Тьмуторокани и Корчева ему пока что не доводилось видеть иных городов.
Чёрно-пёстрая змея с шипением скрылась в бурьяне у стены.
— Поберегись, браты, — вполголоса остерёг Шепель. — Тут змей побольше, чем на Руси.
Улица вдруг распахнулась широкой площадью. Наверное, когда-то тут шумело торжище — у самых ворот здешнего крома.
Всадники снова остановились.
Каменная стена крома выщербилась, зияла провалами и обваленными зубцами. В залитых солнцем развалинах стояла какая-то жуткая, неестественная тишина.
В носу свербело от сухой горьковатой пыли и полынного запаха. Заруба громогласно чихнул, и из чёрных провалов в стенах вдруг с пронзительным гамом вырвалась стая воронья и галок. Кмети невольно пригнулись к конским гривам. Кони храпели, приплясывая.
— Кто же тут жил-то? — спросил Заруба, всё ещё глядя на косо обломанные клыки крепостных зубцов снизу вверх и не зная, что сейчас повторяет слова своего князя.
— Козары, — нехотя ответил Корец. — Те ещё…
Он не договорил, но все поняли и так: те ещё — это ещё до Святослава Игорича…