Рядовые турки винили тогда во всех несчастьях их страны и всех бедах как раз иттихадистов. Их называли даже гяурами (то есть неверными). Слово «иттихадчи» (член организации «Иттихад») было адекватно тогда слову «изменник родины». Зная об этих настроениях, Кемаль на Сивасском съезде обществ «Защиты прав Восточной Анатолии» предложил принять постановление о запрете деятельности комитета «Иттихад ве теракки» на всей территории Турции. Оно было принято и подтверждено общей клятвой. Кроме того, еще на съезде тех же обществ в Эрзуруме (июль 1919 г.) Кемаль выразил отрицательное отношение и к пантюркизму, и к панисламизму, поскольку эти течения не оправдали себя.
Усилия Кемаля были направлены на то, чтобы показать народу неспособность часто менявшихся в Стамбуле правительств защищать интересы родины. В условиях, когда падишах является «пленником неверных», сам народ должен найти средства освобождения от нависшей над существованием Турции угрозы. Трусливый султан Мехмед был озабочен прежде всего сохранением трона, а не несчастьями страны. К народу он относился с нескрываемым презрением, называя его «стадом баранов, которым нужен чабан. А таким поводырем являюсь я». В противовес султану Кемаль беспрестанно требовал национального объединения для спасения страны от иностранного порабощения. В качестве примера такого единения он ссылался на Советскую Россию, трудящиеся которой перед угрозой иностранной интервенции «единодушно поднялись против этих попыток установления мирового господства». Провозглашавшийся Кемалем принцип национального суверенитета вызвал подъем патриотизма и осознания народными массами того, что не отдельные личности, хотя бы и султан, а сам народ может и должен добиться независимости.
Между тем разгром белых Красной Армией и установление советской власти в Дагестане, Азербайджане и Армении привели к тому, что Советская Россия стала соседкой Турции. Обеспеченный тыл был очень важен для ведения успешной борьбы турок с западными оккупантами. В свою очередь РСФСР была заинтересована в прочности своей закавказской границы. С весны 1920 г. анкарское правительство, еще до установления дипломатических отношений, получало от большевиков помощь оружием, боеприпасами, амуницией и золотыми рублями. Даже злейшие противники большевистского режима среди депутатов меджлиса считали тогда, что необходимо укреплять добрые отношения с Советской Россией.
Однако глава анатолийского правительства Кемаль был озабочен деятельностью иттихадистов в Москве. В их поддержке советским руководством он усматривал желание иметь козырь, чтобы оказывать на Анкару давление в желательном для большевиков направлении. Это дополнялось лицемерными заявлениями Энвера о поддержке им идей социализма в «соединении с исламом» и стремлении бороться с колониальным угнетением. Анкара была в отдалении от Москвы, а Энвер находился рядом, часто встречался с членами советского правительства. К тому же Кемаль вовсе не разделял идей большевизма. Наконец, Кемаль опасался, что Энвер, проникнув в Анатолию, при помощи своих сторонников в меджлисе (их насчитывалось до 40) станет добиваться сохранения старых политических институтов, султаната и халифата. Такой исход дела означал бы отказ от преобразований в государственном устройстве Турции. С другой стороны, как полагал Кемаль, имелась и опасность распространения коммунистической идеологии с ее классовым подходом, и это вызвало бы раскол среди турецких землевладельцев, шейхов, улемов, средних и мелких препринимателей, низшего духовенства и в крестьянских массах.