то осветилось, – до того радушна и ласкова была улыбка, какой он встретил гостя.
– Здравствуй, брат! – сказал он, произнося последнее слово не скороговоркой, как это
обыкновенно делается, а особенно внятно и выразительно. – Хорошо, что пришел. Мне тебе
нужно много рассказать. Оттого-то я и послал за тобой.
– Я бы и сам пришел, – сказал Павел. – Мне тебя вот как нужно.
Он сделал жест рукою.
– А что? разве что у нас случилось? – с испугом спросил Лукьян.
– Нет, ничего. Я так, по своему делу, – пояснил Павел.
– Хорошо, я сейчас, – сказал Лукьян, привыкший быть общим советчиком. – Вот только
выйму соты.
Он отворил дверцу и, отломив опытной рукой несколько сотов, положил их в большой
горшок, который был уже наполнен сотами из других ульев.
– Ну вот, готово. Пойдем в избу, отведаем. Моя первая выемка в этом году.
Они направились к избе. С дюжину пчел-собственниц полетело за ним следом и,
наткнувшись на Павла, несколько штук набросилось на него.
– Пошли, пошли, глупые! – унимал их Лукьян, обмахивая Павла шапкой.
Пчелы отстали, но продолжали лететь за ними следом.
– Вот малая тварь, а много взыскал ее Господь своей мудростью, – проговорил Лукьян
задумчиво. – Подчас диву даешься, откуда что берется. И человека знает. Чужого от своего
всегда отличит. А что, не укусили тебя? – спросил он заботливо.
– Нет, не укусили.
– Ну, так значит, из тебя пчеловод будет. Тебя пчела полюбит. Она даром что мала, а умеет
человека от человека отличать. Душевное дело пчелу водить. Приятная тварь, – сказал он
любовно.
Они были уже в избе, которая была и меньше и на вид беднее, чем Павлова. Стены были
совершенно голые. Стол был простой, сосновый, а кухонная посуда вся состояла из нескольких
глиняных горшков. Но желтый глиняный пол был чисто выметен, и на столе не было ни
соринки. Бедность не колола глаз, хотя с первою взгляда видно было, что Лукьян – бедный,
нехозяйственный мужик. Зато в переднем углу, в том месте, где прежде были иконы, стояла
целая полочка книг, каких не было даже у попа. У печки, на длинной гибкой жерди, висела
люлька, завешенная платком, которую качала босой ногой круглолицая бабенка с коротким
вздернутым носом и густыми черными бровями, придававшими ей угрюмый вид. Это была
Лукьянова сноха, жена племянника Демьяна, с которым он жил после смерти жены.
Она встала и поздоровалась с гостем.
– Вот, Параска, молодые соты. Снеси, будь ласкова, в камору в новый бочонок. Да как
управишься, нам кусок принеси попробовать. А за ребенком я пока присмотрю.
Он снял свой странный наряд, положил его вместе с шапкой на полку и сел рядом с