– Не нужно, – сказал Павел таким тоном, что Валериан пожалел, что зашел сразу так
далеко.
Он захотел загладить свою ошибку и, бросив богословие, – то, что он называл поповщиной,
– заговорил о той общественной стороне евангельского учения, на которой они сходились с
Павлом.
Но Павел его уже не слушал. Понемногу в нем поднималось против спутника чувство
злобы, переходившее в глухую жгучую ненависть. Валериановы доводы не произвели на него
никакого впечатления; так по крайней мере он думал в эту минуту. Но ему неприятно было их
слушать, еще неприятнее не знать, что на них возразить.
И злоба закипала у него, и Валериан представлялся ему человеком, который для своей
забавы издевается над самыми святыми вещами, злоупотребляя дарами духа – умом и наукою, –
грех, который, по Писанию, не простится ни в сей век, ни в будущий.
Павел угрюмо молчал или отвечал сухо, односложно.
Валериан вскоре заметил резкую перемену в своем спутнике, и ему стало досадно на себя,
зачем он так с ним увлекся, зачем причислил его только что к породе апостолов.
"Поповская душонка, не способная ничего понимать вне своего узкого догмата", – думал
он.
Ему противно было самое его общество.
– Остановитесь, пожалуйста, – сказал он, когда они проезжали мимо одного поселка. – Мне
здесь к одному знакомому мужику зайти нужно. Я уж сам потом до дому доберусь.
Павел не предложил ему подождать его.
Валериан соскочил с повозки и, напевая какую-то бодрую песенку, быстро зашагал по
жнитву прямиками, направляясь к небольшой, довольно бедной избе, стоявшей несколько
поодаль.
Павел подобрал вожжи, ударил кнутом коня и покатил крупной рысью.
Ульяна очень обрадовалась сыну. Она не ожидала его так скоро и все время тревожилась,
как бы с ним самим чего не случилось: его могли ни за что ни про что схватить, как штундиста,
Лукьянова помощника и близкого ему человека, и засадить на неопределенное время в острог.
Она даже ловила себя на недоброжелательных чувствах к Лукьяну, когда представляла себе, что
попался ее сын. Увидавши Павла целым и невредимым, она почувствовала двойное участие к
судьбе их общего учителя.
– Ну, что он? – воскликнула она, устремляя на сына тревожный взгляд.
Павел махнул рукой.
– Ох, горе, горе нам всем, – сказал он. – Помер Лукьян-то наш мученической смертью.
Ульяна как стояла, так и залилась слезами.
"Господи, а я-то, а я-то!…" – вспоминала она.
Павел стал тихо рассказывать, как все это случилось. Он рассказал, как видел его почти
перед смертью и как Лукьян попрощался с ним и отошел мирно, подобно святым, про которых