пишут в книжках. Но он не повторил последнего трогательного предсказания учителя. Ему
стало совестно, и к тому же – зачем пугать мать?
"Может, ничего этого и не будет и он это так сбрендил", – шепнул ему в ухо какой-то
лукавый голос, от которого Павел вздрогнул и оборвал речь на полуслове: ему казалось, что это
кто-то другой, нечистый, говорит в нем.
– Что с тобой? – спросила мать, поднимая голову.
– Так, ничего, – отвечал Павел.
Но он не продолжал более рассказа.
– От Федоровны, ключницы, я слыхала, что молодой барин поехал в город хлопотать за
Лукьяна. Очень меня это утешило, – сказала Ульяна.
– Да, я встретился с ним, – неохотно проговорил Павел. – Он помог мне с Лукьяном
повидаться.
– Дай ему Бог всего за это, – набожно проговорила _ Ульяна.
Павел угрюмо молчал.
Мать успела оправиться и стала снова спрашивать его о Лукьяне. Слушая его, она
несколько раз утирала слезу.
– Да, – с горечью закончил Павел. – Остались мы все, как стадо без пастыря.
– Бог не оставит, – сказала она сдержанно. "Павлу быть выбрану, потому – после Лукьяна
он первый", – мелькнуло у нее в голове.
Видеть сына во главе своей общины и затем всего союза было мечтой ее жизни, перед
которой смолкал даже материнский страх за его безопасность. Несмотря на искреннюю печаль
по Лукьяне, ее материнское честолюбие зашевелилось в ней вместе с опасением, как бы Павел
по своей скромности не испортил собственного дела.
Она заговорила сама о трудном времени, которое предстоит пережить их общине, о
возможности гонений.
– Попы нас теперь не оставят, раз напали на след,- сказала она. – Убивши пастыря, захотят
рассеять и стадо. Нужно нам стоять крепко и блюсти и пещись, чтобы у нас было кому постоять
за правую веру и делом и словом; чтобы был такой, кто искушен в Писании и тверд и мог бы
других укрепить и козни и прелести вражьи разгадать и обнаружить. Тебя теперь выберут, –
сказала она, – так будь готов. Ты один можешь заместить Лукьяна и приять его служение.
Она сказала это совершенно просто, как вещь, которая сама собой разумеется. Но Павла эти
слова почему-то взорвали.
– Матушка, – вскричал он, – если вы мне это еще раз скажете, я уйду из дому – и только вы
меня и видели!
– Что с тобой, голубчик? – удивилась мать. – Чем я тебя огорчила?
– Еще не остыло тело его во гробе, а мы уже тянемся: кто будет первый между нами?
– Да разве я что? – оправдывалась Ульяна. – Я только говорю тебе то, что завтра все скажут.
– Матушка!
– Ну не буду, не буду. Бог с тобой.
После ужина Ульяна не пошла оповещать братию, как собиралась, решивши, что успеется
завтра: скверные вести на замок запирай, а хорошие за дверь посылай. Она видела, что сыну не