было нельзя. Он сделал над собою усилие, стараясь собраться с мыслями. Но что скажет он?
– Братья, – проговорил он с трудом… Глаза его потухли, голос звучал как-то дико.
В собрании произошло некоторое смущение. В задних рядах некоторые поднялись, чтобы
посмотреть, в чем дело.
– Братья, – повторил Павел более твердым голосом, стараясь побороть свое волнение. –
Спасибо вам за всю вашу доброту. Жизни не пожалел бы я, чтобы отблагодарить вас. А выбора
вашего принять не могу. Выберите другого.
Голос его упал, и он прибавил:
– Не знаю, захотели ли бы вы иметь меня братом… Последние слова вырвались у него
невольно, как стон отчаяния. Их расслышали только Ульяна да Кондратий, которые были одна –
по правую, другой – по левую его руку. Собрание не слышало их, но и того, что Павел сказал
громко, было достаточно, чтобы произвести среди братии замешательство и недоумение. По
тому, как Павел произнес свой отказ, было ясно, что это не выражение обычной в этих случаях
скромности. Никто не решился его уговаривать, до такой степени было очевидно, что это было
бы некстати. Что же мог значить этот непонятный и решительный отказ? Братья стали
переглядываться и перешептываться.
– Как же быть? Кого выбрать?
– Братья, – сказал Кондратий, – отложим это дело. Бог просветит и научит нас всех.
Надумаемся мы, и Павел пусть подумает. Пути Господни неисповедимы, и он посылает на нас
всякие испытания.
Никто не возражал, и собрание молча разошлось.
Для Павла наступили самые тяжелые дни. Недоумение, вызванное его отказом, скоро
прошло. Начались пересуды и догадки, которые сперва были совершенно фантастические. Одни
говорили, что Павел открыл, что он нечаянно совершил преступление и оттого стал такой
унылый и отказался от старшинства. Другие утверждали за достоверное, что он зачитался
Писанием и, занесшись умом, замышляет основать какую-то новую веру. Потом догадки
переменились, и толки стали назойливее, получив некоторое фактическое основание.
Не будучи в состоянии справиться с мучившими его сомнениями, Павел пришел к
несчастной мысли обратиться к отцу Василию, как единственному ученому в вере человеку, от
которого он надеялся получить разъяснение. Утром, когда он знал, что отец Василий должен
быть дома, Павел зашел к нему с малым приношением, которое оставил на кухне. Отец Василий
удивился его приходу, однако принял его радушно и даже усадил на стул: он не был спесив и
держал себя просто. За это прихожане многое прощали ему.
– Ну, что тебе? – спросил он.
– Вот, батюшка, – начал Павел, – я хотел вас спросить насчет одной вещи. Встретился я с