первых дней на него нашла тупая апатия. Он стал как-то равнодушен ко всему и ко всем. Раз
при нем кто-то заговорил о Гале и Панасе: они должны были скоро венчаться, потому что
приближался великий пост, когда православных не венчают.
Павел выслушал это известие совершенно безучастно: даже ухом не повел, точно никогда в
жизни не думал о Гале. Сердце его застыло и закаменело и, казалось, утратило способность
трепетать от радости и сжиматься от горя.
На моленья он продолжал ходить, но сидел в стороне и никакого участия ни в чтении, ни в
собеседовании не принимал. Службу обыкновенно вел Кондратий, а когда его не было – кто-
нибудь из других старших братьев. Старики, руководители общины, держались тверже толпы.
Они помнили Лукьяна и надежды, которые он возлагал на своего молодого ученика, и стояли
твердо против враждебного течения. Нужно было дать парню подумать, собраться с духом:
лукавый силен и всякие проделывает с человеком вещи. Они-то и удерживали общину от
окончательного выбора наследника Лукьяну. Между ними было решено ждать до великого
поста.
Раз – дело было в субботу – Павел возвращался с моленья домой. Матери с ним не было.
Она перестала ходить в последнее время на собрания, отговариваясь то работой, то нездоровьем.
Подходя к опушке леса, Павел заметил шагах в двадцати от дороги на срубленном пне
темную женскую фигуру. Он не узнал Гали и безучастно хотел пройти мимо. Он не узнал ее
даже по фигуре и по походке, когда она встала и пошла к нему навстречу.
– Павел, – окликнула она его, – здравствуй! Павел вздрогнул и вскинул на нее удивленными
глазами.
– Галя! Ты как здесь?
– Я тебя ждала, – ответила она, потупившись. – На деревне про тебя говорят кто одно, кто
другое, так я хотела тебя спросить.
– О чем? – проговорил Павел угрюмо. Галя не сразу собралась, как ему ответить.
– Ну что же, скажи, как тебе меня ругают,- проговорил он. – Может, и ты…
– Ах, что ты говоришь! – сказала Галя печально. – За что мне? А сказывали мне, что будто
ты от своих отбился, к нашим, значит, переходишь. Я вот и ждала тебя… Думаю, придешь. А ты
не приходишь… Вот я и сама… – сказала она с укоризной.
– Вот ты к чему? – сказал Павел. – Нет. Может, я и точно от своего берега отобьюсь. Да к
вашему меня не прибьет, нет…
Галя смотрела на него удивленными глазами. Ей хотелось спросить его, зачем же он
отбивается от своих зря, раз он не хочет пристать к православию. Но она не спросила. Тонкое
чувство любящей женщины говорило ей, что тут должно быть что-то глубокое и печальное, чего
она не понимает. Иначе отчего бы он был всегда такой грустный: она видала его изредка на