улице.
– Расскажи мне все! – сказала она с молодым порывом, взявши его за руку. – Я, может,
пойму. Отчего ты такой грустный ходишь?
– Не поймешь, голубка, – ласково отвечал Павел.
– Пойму! Ну, попробуй, – приставала она.
Они стояли под роскошным ветвистым дубом, который, как сводом, закрывал их своими
широкими ветвями. Вечерний ветер играл его темной крепкой зеленью, которая звонко
шелестела в ответ на всякое движение воздуха.
– Видишь этот дуб? – сказал Павел. – Что, если бы в одну ночь червь подточил его корень?
Дерево осталось бы стоять и зеленеть, и всякий, кто бы смотрел, сказал бы, что оно здоровое. А
оно уже умерло, и листья его попадают, и ветви посохнут, и ничем уж его не оживишь. Ну вот
это дерево я и есть. Мой корень – вера, а ее подточил червь. Поняла?
Она поняла его, но только совершенно по-своему.
– Бедненький! – сказала она. – Только чего тебе сохнуть? Я тебя теперь еще больше люблю!
Она неожиданно обвила его шею руками, и он почувствовал на своей щеке ее горячее
дыхание.
Для нее не существовало самого понятия о чем-нибудь вроде сомнений и охлаждений в
вере вообще. Слова Павла она поняла как подтверждение слухов, что он охладел к штунде.
– Я сегодня во всем отцу призналась, – продолжала Галя шепотом, – что люблю тебя, что
без тебя мне жизнь не в жизнь, что хоть камень на шею, хоть за Панаса – все одно. Он ругался,
чуть не побил, а потом ему жалко меня стало. Теперь я ему скажу… А то ты лучше сам к нему
зайди. Он добрый, даром что на вид такой сердитый.
Павел не прерывал ее. Ему невыразимо сладки были эти ласки и эта нежность.
– Ясонька моя, так ты меня еще любишь? Я думал, что уж все меня забыли. Не цураешься?
– Чего пытаешь, дурень? – проговорила Галя, нежно прижимаясь к нему.
– Так бросим мы все и поедем в чужедальнюю сторонку, где нас никто не знает, никто
пытать не станет. Повенчаемся с тобой, как нам вздумается, и будем мы жить так, что ангелы на
небе на нас любоваться станут.
– Да нам разве и тут худо будет? Отец меня благословит и еще какое приданое даст, –
сказала она весело.
– Нет, Галечка родная,- сказал Павел.- Не говори ты ему ничего. А лучше на заре, раненько,
пока еще люди спать будут, оденься ты и выйди вот на это самое место. Я буду уж ждать тебя
тут с повозкой. Ничего ты с собой не бери. Уж у меня все для тебя будет. И поедем мы с тобой в
степи черноморские, и заживем мы там на вольной волюшке.
Галя с испугом отшатнулась от него.
– Что ты, Господь с тобой! – воскликнула она. – Да ведь отец проклянет и Бог накажет. Да
и что это ты выдумал? Ведь тато и так благословит. Я же тебе сказала. Что же нам умычкой