в знакомом ритме сухо застучали ногти чистых кончиков пальцев. -Зва как!- удивился солдат.- Да на
щербатых-то! -Это они щербатые, что сахару не ем. Вот кончится война, и сразу всего будет много,
как было до войны. И сахару,- добавил он раздумчиво. Рукава его просторного кителя,
подпоясанного ремешком брезентовым, на глазах солдата собрались в гармошку и ткнулись в
вырезы карманов, засаленных до черноты. -А зовут тебя как?- спросил солдат, проникаясь к
парнишке симпатией. -А на что тебе, дядь? Все равно забудешь. Солдат согласился. Заглянув за
полог, где сипло дышал старшина и временами сотрясался кашлем заядлого курильщика,- жестом
руки парнишку пригласил в вагон. Тот взлетел воробьем, показав, что прием этот им отработан
изрядно. Солдат указал где сесть, чтоб подальше от глаз посторонних. Из термоса каши наскреб в
котелок и шепнул: -Расход от завтрака остался. Остыла, знамо дело… Зато это ж горох! Вот только
маловато, братец мой… А это,- протянул солдат брикетный кубик,- маманьке отнеси. Не отрываясь
от зажатого в коленях котелка с едой, парнишка прошептал, пожав плечами: -Мамку бомба убила.
Солдат покачал головой понимающе и тут же выругался круто, не боясь разбудить старшину: -Так,
значит. Ну, все равно забирай,- сказал, хотя гороховый брикет уже лежал в кармане паренька.
Пошарил в вещмешке и стал совать в карман парнишке пару кусочков колотого сахара. -Тут у меня
«бычки»! В другой давай. -Цить ты!- поморщился солдат и указал на ноги старшины.- Куришь? -Да
нет. Это Анисиму на черный день,- кивнул парнишка на большого гармониста, что беспризорнику
аккомпанировал. На забинтованной с глазами голове его фуражка угнездилась с шиком. В
оставленной щели между бинтами торчал дымящийся окурок. В руках Анисима гармошка пела
нежностью, наверно потому, что женщинам играла, ремонтникам путей, вгонявшим в шпалы
костыли кувалдами. -Вишь, на гармошке шпарит. Артиллерист!- парнишка с уважением сказал.-
Уйму «тигров» укокошил. Там под шинелью у него все «Славы». От простого до золотого. А дед
Кондрат сказал, что наш Анисим выше всякого героя. Парнишка глянул на солдата, на его несколько
медалей, что висели над карманом гимнастерки: -Конечно, наш Анисим выше. Вон он какой.
Незрячий. Под бинтами одни только ямки. Он пушку в болоте держал на плечах, а друг стрелял по
фрицевским танкам. Друга в куски разорвало, а наш Анисим вот каким остался. Он тут при
госпитале. А домой не хочет ехать. Говорит, что жена у него раскрасавица и другого найдет себе
быстро. А его и пугалом на поле не возьмет никто: надо кормить потому что. А нянечка одна жене