. Отсюда стремление царя ко всему «народному», вернее, к псевдонародному, попытки непосредственного с ним общения. «Государь,— указывал тот же автор,— не пропускал ни одной волости, ч+обы не поговорить хотя бы с двумя-тремя крестьянами». Вопрос о том, как обойти «средостение» между троном и народом, т. е. вопрос о непосредственном, без чиновников, общении с ним, постоянно занимал мысль царя. «Главную надежду на сближение с массами государь, безусловно, возлагал на непосредственную встречу с ними, будь то в войсках или среди крестьянства»
>30.
«Народный» стиль Николай 11 не только насаждал в собственном быту, но и пытался распространить на государственные учреждения. Он надевал дома красные крестьянские рубахи и дал их под мундир стрелкам императорской фамилии. Возник даже грандиозный проект замены придворных мундиров боярскими костюмами времен Алексея Михайловича. Одному из художников было поручено изготовить соответствующие эскизы. От затеи отказались только потому, что ее осуществление потребовало огромных затрат. Царь был большим приверженцем чистоты русского языка и не любил употребления иностранных слов в официальных документах. «Я,— жаловался он Мосолову,— подчеркиваю красным карандашом все иностранные слова в докладах (министров.— А. А.). Только Министерство иностранных дел совершенно не поддается воздействию и продолжает быть
о I
неисправимым» .
«Народность» царя была так велика, что даже сделала неприемлемым для него Петра 1. «Конечно,— говорил он,— я признаю много заслуг за моим знаменитым предком, но сознаюсь, что был бы неискренен, ежели бы вторил Вашим (Мосолова.— А. А.) восторгам. Это предок, которого менее других люблю за его увлечения западной культурой и попирание всех чисто русских обычаев. Нельзя насаживать чужое сразу, без переработки». «Эта антипатия к великому реформатору,— добавлял автор от себя,— гнездилась в природе царя»>32. Показательно, что Николай II назвал своего сына Алексеем, т. е., как отмечает С. Д. Сазонов, «дал своему наследнику имя, бывшее не в моде у русских государей со времени трагической смерти сына Петра Великого» >33.
Точно такого же взгляда на царскую власть и русский народ придерживалась и царица. «Не подлежит сомнению,— писал Гурко,— что уверенность императрицы в незыблемой прочности самодержавного строя в России построена была на убеждении, что простой народ, русское крестьянство обожают своего монарха» >34.
Разуверить царскую чету в этой слепой и попросту глупой вере не могли никакие факты, никакие предостережения самых преданных и пользующихся их доверием людей. Даже когда до революции оставались считанные дни и земля горела под ногами, Николай II и его супруга считали, что все ошибаются, все обойдется, потому что народ и армия за них. Они считали, свидетельствует Спиридович, что против государя и режима идут только Гос[ударственная] дума, интеллигенция, но что весь простой народ горой стоит за государя и что, самое главное, за государя горой стоит его армия с высшим командным составом»