— Я, драгоценный мой, не для того сюда поставлен его величеством, чтобы бургундским поить прощелыг вроде вас, самоцветный мой, золотой мой, бесстыжие ваши глазыньки! Подумать только — столь юны на вид, а уже проходите по жуткой статье «оскорбление величества»!
Д'Артаньян после знакомства с Шатле, а также тесного общения как с полицейскими комиссарами, так и с компанией Пишегрю, нахватался кое-каких поверхностных познаний в юриспруденции…
— Соблаговолите изъясняться точнее, господин комиссар, — сказал он неприязненно. — Оскорбление какого величества вы имеете в виду — божественного или земного?[29]
Комиссар удивленно уставился на него, потом, как ни в чем не бывало, залился хохотом:
— Однако вы и фрукт, хо-хо-хо! На вид юнец юнцом, а в законах-то разбираетесь! Ох, не простая птичка к нам залетела, чует мое сердце, тут одним сапожком не обойдется, нужно будет как следует порасспрашивать… «Земного величества», ясное дело, золотой мой! Я вам покажу, любезный, как средь бела дня безобразия нарушать и драку дуэлянтствовать, хе-хе-хе! Я вам покажу, как своевольничать и монаршие указы ни в грош не ставить, господа королевские мушкетеры, так-то!
Когда он произносил последние слова, в его младенчески наивных глазах определенно полыхнула откровенная злоба и неприязнь — и д'Артаньян, твердо решивший, что пришла пора выпутываться из этой скверной истории, сделал для себя недвусмысленные выводы…
— Судя по выражению вашего лица и интонации, вы, сударь, кардиналист? — деловито спросил д'Артаньян.
— Да уж позвольте, лапушка, таковым и оставаться, хо-хо-хо! — отозвался комиссар, колыша необъятным чревом, смахивая выступившие от беззаботного смеха крупные слезы и гримасничая. — И, как верный слуга великого кардинала, обещаю вам, господин королевский мушкетер, что бунтарский дух из вас мы повытрясем!
— Боюсь, вы ошибаетесь, — решительно перебил д'Артаньян. — В мушкетерах короля я не состою, и плащ этот оказался на моих плечах по причинам, которые вам нет нужды знать…
Впервые на лице толстяка обозначилось нешуточное изумление. Не давая ему опомниться, д'Артаньян сделал три шага к столу, волоча за собой вцепившихся ему в локти оторопелых стражников, и, чеканя слова, сказал:
— Слушайте меня внимательно и не хохочите, как идиот! Немедленно пошлите людей — и лучше всего верховых — в дом господина де Кавуа, капитана мушкетеров его высокопреосвященства, а также в Пале-Кардиналь, чтобы они разыскали графа де Рошфора, конюшего монсеньёра Ришелье. Молчать, я вам говорю! Пусть немедленно разыщут одного из этих господ или обоих и попросят их явиться сюда! Речь идет о судьбе Франции, понятно вам, жирное вы брюхо?! Если промедлите или выполните мое поручение дурно, кардинал вас еще до заката прикажет повесить на башне Консьержери! Ну, что вы сидите, как жаба на лопухе?