Словолов и Шагосчет вынесли из кладовки глиняный сосуд с широкими краями и узким отверстием на дне. Чаша была такая большая, что и двоим нести ее было тяжело.
А Дыхомер распоряжался:
— Вот сюда. Сюда. Чтобы всем было видно.
Жители видели сосуд, но что в нем — никто не знал. Дыхомер заглянул в широкую чашу. Она была пуста.
— Эй, подойдите! — позвал он Горбыля и Карая. — Насыпьте-ка сюда песку. Да смотрите, с верхом.
— Постойте, постойте! — остановил их Словолов. — Песок станет сыпаться, а все будут одеты.
Дыхомер сердито посмотрел на Словолова. Но делать нечего: Словолов был прав. Дыхомер приказал всем раздеться, а потом разрешил Горбылю и Караю насыпать песок в сосуд. И вот над краями сосуда возвышается горка сухого песка. Все улеглись, подставив солнцу руки, груди, плечи и лица. Дыхомер тоже лег рядом с остальными. Сначала ему даже показалось приятным, когда солнечные лучи обогрели его открытые руки и грудь. Дыхомер был тщедушный и бесцветный: брови белесые, глаза тусклые, щетина на голове серая, и единственное, чем он гордился, — это была ярко-голубая плюшевая грудь. Даже сейчас, лежа на солнцепеке, он поглаживал свою мягкую грудь и блаженно улыбался.
Петрушка лежал, выставив к небу острый подбородок и острый нос. Его пока не беспокоили лучи солнца. Только ему, как и всякому мальчишке, очень не хотелось лежать без движения, и он то вертел головой, то поднимался на локти и все поглядывал на глиняную чашу. Песок тонкой струйкой высыпался из чаши, и горка его над краем сосуда уменьшалась медленно, очень медленно. Мальчик даже закрыл глаза и сосчитал до пятидесяти, надеясь, что она убавится, а когда открыл глаза, горка была все такая же.
— Скоро ли это кончится? — вслух сказал Петрушка и поглядел на повара, который лежал рядом. Поглядел — и не узнал его. Черная
шевелюра повара стала такая же рыжая, как у него.
— Глядите. У повара волосы стали рыжие, как у меня! — закричал мальчик.
Все взглянули на повара, и Дыхомер тоже. Посмотрел — и ахнул. Д/АгоснвЛ" О>н хотел погрозить Петрушке, что тот нарушает порядок, но посмотрел на голубой плюш на своей груди и ужаснулся. Грудь стала такой же рыжей, как шевелюра Петрушки.
— Так вот зачем Трафарет приказал нам лежать на солнце. Выгорит моя прекрасная грудь. Я ничем не буду отличаться от других работников, — Дыхомер, растопырив пальцы, прикрыл плюш на груди и взглянул на чашу. Горка песку над краями ее почти не уменьшилась.
Петрушка опять посмотрел на повара и увидел, что волосы у него стали русые, румяные щеки куклы поблекли. Мальчик перевел взгляд на Горбыля. Где его черные брови? Они выгорели и на лице стали совсем незаметными.