— Мамка, опять
поп к нам пришел, — глянув в окно сообщил вихрастый мальчишка обществу,
сгрудившемуся около бурно работающего телевизора, где вопя, трясли друг друга
за грудки мексиканские сеньоры с бакенбардами и злыми собачьими глазами.
— Батя, ты
это, тово, посиди малость, пока мы сериал досмотрим, — сказал дедушка Егор.
Отец Климентий
сел на лавку и просидел с полчаса, пока в телевизоре не закончился этот
мексиканский содом. После еще малость пообсуждали просмотренное и спорили:
брюхата иль нет мексиканская девка Перла? Вихрастый мальчишка при этом, указал
на виновника — синьора с рыжими бакенбардами, за что от деда получил увесистый
подзатыльник.
— Ну что,
язычники, освободились?
— Да что ты,
батюшка, каки-таки мы язычники, мы все крещеные, — всплеснула руками бабушка
Пелагея.
— Нет, бабуля,
все равно язычники, потому что этому идолу поклоняетесь и в церковь не ходите,
постов не соблюдаете, Богу не молитесь.
— Какому
такому идолу?! — вскричала Пелагея.
— Да вот он,
перед вами, телевизор этот, что поработил вас и сожрал со всеми потрохами. А
Бог-то все видит. И придет время восплачете вы за свое нечестие и отступление
от Бога.
— А ты, батя,
нас не пугай, — сказал дед Егор, - живем тихо, работаем, не воруем, и какой-то
достаток у нас есть, а телевизор нам — развлечение. Ну, а Богу в нашем
хозяйстве вроде бы места и не осталось.
— Ой,
Егорушка, окстись, как бы нам всем не поколеть и не погореть за твои речи. Ведь
знамо, что Бог поругаем не бывает. И Бог усматривает каждую былинку, недаром в
Писании сказано, что всякое дыхание да хвалит Господа, — увещевала бабка
Пелагея.
Вот так и
ходил везде батюшка Климентий, беседовал с людьми. Рассказывал и про себя, что
раньше тоже был безбожник, и как на него напустились бесы и замучили чуть не до
смерти, и только в ограде Церкви он спасся от лютых врагов.
Призываемая
Божия Благодать помогала ему. Люди задумывались над своей жизнью, некоторые
оставляли пьянство. Понемногу народ стал приходить в храм на службу. Матушка
Сонька подобрала и составила клиросный хор, и теперь гармоничные распевы удачно
вписывались в богослужения.
Однажды
батюшка Климентий решил осмотреть подвалы храма. Спустившись с Сонькой по
крутой лесенке, они обнаружили сводчатый, совершенно сухой подвал со склепом,
сооруженным под алтарем. В нем покоились родители великого полководца и
строителя храма сего, почившие еще в восемнадцатом веке в царствование
императрицы Екатерины Великой. Съеденный ржавчиной замок рассыпался в крепких
ладонях батюшки.
Со скрипом
отворили массивные створчатые двери. Дрожащая от страха Сонька светила
фонариком. Пыль и паутина свисали с потолка серыми гирляндами. На каменном
постаменте, покрытые толстым слоем пыли и обложенные тусклыми серебряными
венками стояли два старинных гроба на дубовых ножках-балясинках, с массивными
кистями по углам, покрытые истлевшей парчой. Батюшка поддел стамеской крышку
гроба и снял истлевшую пелену. Здесь было тело старика в парике с коричневым
высохшим лицом, тонким носом и запавшим беззубым ртом. Покойник был в мундире
генерал-аншефа Екатерининских времен. Высохшая коричневая кисть руки сжимала
позолоченный эфес шпаги, грудь опоясывала красная муаровая лента с орденской
звездой на боку.