Когда батюшка
отрыл второй гроб, то увидел покойную хозяйку усадьбы — старую барыню с
коричневым усохшим лицом в большом парике, когда-то белым, теперь пожелтевшим,
с брюссельскими кружевами и шифром флейрины на плече. Из гробов поднимался
запах плесени и каких-то восточных ароматов.
— Ну, ладно,
отец, отслужи литию по покойным, и уйдем отсюда.
С приходом
лета, когда не стало надобности топить печи в храме, батюшка Климентий принялся
за реставрацию иконостаса. Потускневшая позолота ажурной резьбы по дереву и
чудные иконы фряжского письма лучших мастеров кисти восемнадцатого века
требовали профессионального мастерства высокого класса, и батюшка в помощь себе
пригласил знакомого живописца из Ленинграда. Ему отвели отдельную комнату в
просторном поповском доме, и они с батюшкой, не торопясь, приступили к
реставрации, проводя в храме целые дни от утра до вечера. Прерывались только на
обед, степенно шли в трапезную, где матушка их потчевала, чем Бог послал. Хотя
в деревне не очень-то разбежишься с деликатесами, но хорошие наваристые щи,
гречневая каша, жареная рыба и клюквенный кисель всегда были на столе.
Приохотившиеся ко храму прихожане иногда приносили и мяса, и кур, и гусей.
Батюшка Климентий еще больше раздобрел и был гора горою, а хлопотливая Сонька —
все такая же маленькая мышь.
Перед началом
реставрации в храм приезжали какие-то фотографы и тщательно снимали интерьер и
особенно — иконостас. Говорили, что для журнала. Сонька потом ругала батюшку,
что документов не спросил у этих фотографов. Ох и прозорливая эта Сонька!
Однажды
ненастным утром Сонька месила опару на хлебы, а мальчуган ее стоял рядом и,
держась за юбку, клянчил булку со сгущенкой. Вдруг, через мутные стекла кухни
она увидела подъехавший серый джип, из которого вышли трое мужчин в рабочей
одежде и направились в храм.
— Какие-то
помощники из города к батюшке, — подумала она.
Однако вскоре
она услышала хлопки выстрелов. Из храма выбежал живописец и, обливаясь кровью,
упал на траву. Когда Сонька вбежала в храм, батюшка, вооруженный короткой
толстой доской, отбивался от грабителей. Одному он переломил руку, и пистолет
полетел куда-то в угол. Двоих успел оглушить доской, и они лежали на полу.
Бандит со сломанной рукой бросился в угол к пистолету, но Сонька, как кошка,
прыгнула на него и, вцепившись мертвой хваткой, повисла на нем и не давала
двинуться с места. Мощный кулак батюшки опустился на голову бандита, и тот
мешком повалился на пол. Сонька от строительных лесов притащила веревку и моток
электропроводов, и они вдвоем связали оглушенных бандитов по рукам и ногам. Тут
батюшка захрипел, закашлял, выплевывая кровь, и опустился на солею. У него
свистело в боку, и кровавая пена пузырилась на губах. “Они мне прострелили
легкое”, — сказал он и потерял сознание.