Мама надела перчатки, а папы все нет. Дети кончают ужинать.
Зося воткнутой в хлебную корочку вилкой подбирает с тарелки остатки масла и крошки котлеты.
— Гляди, я из хлеба сделала щетку.
«Ослица», — думает Стасик.
Юзик тоже сделал щетку из вилки и хлеба.
— Уже обезьянничаешь, — говорит Зося.
Мама и дети проявляют нетерпение.
«Хоть бы уже они пошли», — думает Стасик.
Скрежет ключа. Папа пришел.
— Только никому не открывать. Лампа чтобы не коптила. Пусть Людвика никуда не выходит. Ведите себя хорошо.
Дети остались одни. Сами не знают почему, но сегодня они как — то меньше рады, чем обычно. Стасик — то знает, да не скажет. Сегодняшний скандал с учителем чистописания и две двойки. Несделанная задачка не в счет, он уже сказал маме, что не сделал.
Юзик срисовывает картинку из «Пшиячеля»{39}, Стасик читает о кражах в «Курьере» — это хорошо для обычного вечера, но не когда мамы нет. Зося хотела бы начать игру.
— Знаете, если залезть в колодец, то можно днем видеть звезды.
— А как же, — иронизирует Юзик.
— Не «а как же» — учительница говорила.
— Твоя учительница знала бы да ведала, где нынче обедала…
— Если бы ты знал столько, сколько она!
— Все бабы ничего не знают, — говорит Юзик, которому передалось настроение Стасика.
— Мамочка тоже баба, значит, она тоже ничего не знает? Ладно… ладно…
Разговор не клеится. Зося не сдается.
— А если смотреть на молнию, то ослепнешь.
— Это тоже тебе учительница сказала? — спрашивает Стасик,
который уже прочитал мелкие сообщения в «Курьере».
— Нет, я сама знаю.
В комнату входит Людвика.
— Стасик, мать сказала, чтобы ты играл… Брось «Курьер», ничего умного там для тебя нет.
— Раз ты не умеешь читать, ты не знаешь, умное это или глупое.
— Не умею, потому что меня не учили, — говорит Людвика.
Стасик пожалел, что он так сказал. Людвика рассказывала однажды, когда мамы не было, как ее била мачеха, как ее потом хотела выдать за старого и как она убежала из дома, и Стасик дал себе слово, что будет для нее добрым; даже начал учить ее буквам.
Но зачем она всегда начинает?
И теперь он хотел ей сказать, чтобы она села, и он прочитает ей про преступление на Воле{40}, потом Людвика тоже рассказала бы про преступление — и так начался бы приятный вечер. Но две двойки, куратор…
— Стасик, отдай «Курьер».
— Пусти, Людвика, а то порвется.
— Так сам пусти. Ну, ладно, я с тобой драться не буду.
У Людвики есть задняя мысль: Людвика хочет, чтобы каждый из детей что-нибудь натворил, тогда она может заставить их потом молчать, так как сама намерена улизнуть на полчасика в прачечную, где вечерами бывает так весело.