За все это время я почти не удостоил Нину ни единым взглядом. Однако неожиданно я отметил, что мне приятно находиться в ее обществе. Мне бросилось в глаза, что сегодня она надела на голову ярко-красную косынку, которая обрамляла ее привлекательное лицо так же мило, как и длинные светлые волосы накануне.
– Вы должны делать здесь именно то, что считаете нужным, и уметь всегда настоять на своем! – поучал я ее. – При этом вы всегда можете рассчитывать на мою полную поддержку! Мы сможем помочь этим людям только в том случае, если будем поддерживать дисциплину! А вот этим должны заниматься вы сами!
Она спокойно ответила мне своим грудным голосом:
– Я все поняла, герр доктор, и сделаю все, как вы говорите!
При этом она посмотрела на меня без того вызова, который я заметил в ее глазах вчера. Ее манера держать себя выдавала спокойный веселый нрав, и мне было чрезвычайно приятно слушать ее голос с легким акцентом. Мне понравилась та серьезность, с которой она подбирала нужные немецкие слова, и та уверенная манера, с которой она двигалась в переполненном помещении. Неожиданно меня охватило желание узнать об этой юной даме как можно больше. Мне захотелось узнать, какие мысли, воспоминания, надежды скрываются за этим загадочным взглядом ее необычных глаз. Я бы с удовольствием провел за разговором с ней целый вечер, чтобы выявить общие интересы и хотя бы несколько часов побыть в обществе милой и интеллигентной женщины.
Обуреваемый такими мыслями, я несся карьером назад в Малахово.
Глава 27
Нина здесь, и Марта – там
Генрих встретил меня новостью, что Тульпин серьезно болен. Он кашлял, у него поднялась температура, и он жаловался на сильную головную боль и на боли в конечностях. Я отправился к нему и обнаружил, что и мысли у него были слегка путаные. Правда, я пока не знал, было ли это следствием того, что он ввел себе слишком большую дозу морфия, или это были симптомы сыпного тифа. Все это меня очень обеспокоило. Ночью я еще два раза заходил к нему и в конце концов убедился в том, что у Тульпина был сыпной тиф.
Чтобы не создавать ненужной суеты и паники, я никому не сказал об этом. Мы тотчас отправили его на санях в санитарную роту, а медицинскую карточку с диагнозом больного я передал ездовому в запечатанном конверте. Пока я не хотел никому говорить и о пристрастии Тульпина к морфию, а решил через пару дней навестить его в полевом госпитале и лично рассказать об этом его лечащему врачу. Чтобы свести вероятность распространения болезни к минимуму, мы провели тщательную уборку и дезинсекцию медсанчасти.