И далее, почему ты позволяешь есть достойную хранения пищу тем, кто тебя не хвалит? Тем, которые, если и будут тебя хвалить, не сумеют этого хорошо сделать? Тем, которые не отличают приятного запаха свежего мяса от тухлого запаха жирного залежавшегося мяса? — сказали ему.
— Мешает мне это делать то, что говорил по этому поводу Абу-ль-Фатик,— сказал аль-Хариси.
— А кто этот Абу-ль-Фатик? — спросили его.
— Судья молодцов,— ответил он,— Ни разу не довелось мне делить трапезу с человеком и не увидеть в нем чего-либо такого, что Абу-ль-Фатик порицал и что он находил отвратительным и безобразным. Если вещь кажется безобразной мошенникам, то какой же она покажется порядочным людям и людям высокого положения?
— А что же сказал Абу-ль-Фатик? — задали ему вопрос.
— Молодец не бывает ни нашшафом («макающим»), ни нашшалем («вытаскивающим»), ни мирсалем («быстро отправляющим»), ни лаккамом («проталкивающим»), ни массасом («высасывающим»), ни нафф'адом («стряхивающим»), ни даллаком («вытирающим»), ни мукаввиром («выдалбливающим»), ни мугарбилем («пропускающим через грохот»), ни мухалъкимом («набивающим горло»), ни мусаввигом («запивающим пищу»), ни му валимом («глотающим»), ни мухаддиром («озеленяющим»). Что было бы, если бы Абу-ль-Фатик увидал латта («облизывателя»), катта («дробящего»), наххаша («обгладывающего»), маддада («тянущего»), даффа («отталкивающего»), мухаввиля («подсовывающего»)! Клянусь Аллахом, я отдаю предпочтение дихка-нам, которые отвергают обычай пить мелкими глотками похлебку из одного блюда, питают отвращение к обгладыванию мяса с костей, осуждают того, кто высасывает из костей мозг, именно тем из них, которые едят вилкой, режут мясо ножом и хранят во время еды молчание, не пускаясь в пустые разговоры и предпочитая издавать невнятные звуки.
Клянусь Аллахом, я терплю дайфа («гостя»), дайфа-на («гостя, приведенного им с собой»), но не терплю жадного и тога, кто одной рукой ест, а другой уже хватает кусок. Тот, кто навязывается к людям, чтобы пить, для меня легче того, кто приходит непрошеным, чтобы есть. Кто же усомнится в том, что быть одному лучше, чем иметь плохого собеседника, и в том, что плохой собеседник лучше, чем плохой сотрапезник, потому что всякий сотрапезник — собеседник, но не всякий собеседник — сотрапезник. Если уж крайне необходимо с кем-либо делить трапезу и общество, то пусть это будет такой человек, который не хватает один все мозги, не набрасывается на байбат аль-ду-кайла, не проглатывает печени курицы, не старается первым добраться до головного мозга суллаа, не выхватывает почки козленка, не отправляет быстро в рот журавлиного пупка, не отрывает стёгна барашка, не отрезает пупка молодого газеленка, не спешит присвоить себе глаза из головы поданного на стол животного, не завладевает грудками кур, не спешит первым захватить цыплячьи потроха. Пусть этот человек берет лишь то, что находится перед ним, и не зарится на то, что находится перед соседом, не высказывает вслух желания получить редкое блюдо, не испытывает своих друзей, требуя от них дорогие яства, и не разоблачает чужих тайн, выражая желание получить блюда, которых у хозяина может и не быть.