Но было страшно противно, потому, что слюни моментально остывали и очень тянулись.
Аделаида тут немного лукавила. У неё никогда, совершенно никогда не было желания есть хлеб. Она его просто не любила. Он рассыпался во рту и напоминал по вкусу жатую бумагу, какую им давали в детсаду. Зачем его надо есть, Аделаида не понимала вообще. Хлеб ей портил вкус пищи, запах колбасы, сыра, котлет. Самое противное – хлеб с макаронами и жареной картошкой. Это проглотить вообще было невозможно! Мякиш клеился к зубам и застревал в горле, и если не ставить рядом стакана воды, чтоб проглатывать, вообще можно было подавиться! Зато мама всякий раз повторяла:
Это так не кушается! Сказала тебе – ешь с хлебом сейчас же! С хлебом ешь! Мы во время войны за кусочек хлеба пальто меняли, так кушать хотели, а у тебя всё есть! Всё абсолютно!
Тогда Аделаида пыталась идти на компромисс:
– А можно я съем хлеб, который надо съесть, отдельно без ничего, а котлету – отдельно, тоже без ничего?
Ей иногда разрешали. Тогда она, давясь сухой коркой и запивая её, лелеяла в душе мысль о том, как сейчас, сейчас она будет кусать котлету мелкими кусочками, сосать их как карамельки и наслаждаться…
Бабуля с дедулей тоже заставляли есть хлеб, но обычно разрешали есть его и отдельно. Они вообще очень многое разрешали. Например, делать из курьего яйца клоуна. Для этого надо было в яйце сделать иголочкой две дырки и выбить оттуда содержимое. Потом разрисовать скорлупу акварельными красками и на маковку приклеить колпак в виде фунтика из цветной бумаги. Щёки у клоуна получались как две красные вишни. Мама в яйце делать дырки не разрешала. Она говорила, что не для того работает, чтоб покупать яйца и выбрасывать их. Поэтому, когда бабуля с дедулей приезжали, чтоб увезти её к себе, Аделаида поспешно, но очень гордо втискивалась на заднее сиденье горбатого «Запорожца». Она окидывала двор быстрым взглядом, чтоб посмотреть, не видит ли её кто из соседей. Заметив в глубине двора сидящую на крыльце Кощейку, она одаривала её царственным взглядом Клеопатры, въезжающей в Рим. Потом, правда, милостиво сделав ей «ручкой», приветливо улыбалась.
Она, Аделаида, ехала не куда-нибудь халам-балам, а в Большой Город! Где бабуля с дедулей не будут заставлять её есть хлеб с картошкой, где не надо вставать в детский сад рано утром, и где нет слюнявого Сёмы, которого она просто обязана любить!
– Ты старшая! Ты уже большая! Ты должна ему уступать! Ты должна его защищать! Ты должна за ним смотреть! Ты должна за ним доедать! Ты должна его любить! – После рождения Сёмы оказалось, что Аделаида столько всего «должна», что, пожалуй, за всю жизнь не расплатится. Казалось, что её вообще теперь держат в семье потому, что она «должна», а с должников, как известно, спрос особый. И тут же: