Все подчинялись ее нравственному влиянию и готовы были на все, лишь бы порадовать матушку. Отношения ее к сестрам ясно высказываются в письмах матери Мелании. Голоса начальницы в них решительно не слыхать, но, как мать, она журит и ласкает. По выражению лиц она угадывала, если что-нибудь тревожило или огорчало кого- нибудь из монахинь, и когда не могла за недосугом объясниться с ней немедленно, писала ей из своей кельи несколько дружеских слов. Приводим здесь одну из ее записок.
"Дунюшка, я тебя звала, приметя в тебе что- то необыкновенное, но ты, не знаю почему, осталась при себе...
Завтра непременно приди ко мне после утрени".
Была в обители послушница очень еще молоденькая, которая позволяла себе разные детские выходки. Матушка к ней пишет:
"Друг мой, не хорошо, вопреки монахини, которая тебя останавливала, класть поклоны, где не показано, ты как будто нарочно не переставала их метать и в пояс и в землю. Сие не есть дело скромной послушницы, а шалун кадетского корпуса мог бы сие допустит, но и того бы за уши выдрали. И еще не хорошо, что в трапезу не ходишь. Разве ради Христа и это трудно? Мне казалось, что ради Его и дурное покажется сладким, а хлеб трапезный не дурен".
Она просит больную монахиню, которая ездила в Москву, чтобы посоветоваться с доктором, не жалеть денег на лечение и беречь себя: "Довольно, - говорит она, - сердце болит, смотря на страждущую Смарагду, не прибавляй ему новой скорби". Она посылает ей денег, обещает прислать еще, как скоро сама получит, и вопрошает: "Не знаешь ли ты издавна, что моя твоя суть?", - а в другом письме добавляет: "Ты знаешь, что я ваша, что я вам всем принадлежу, что я тебя люблю. Ты все это постигаешь, следовательно, будь покойна". Она сообщает отсутствующей больной монастырские известия и передает ей поклоны сестер. Везде материнский голос, везде та же заботливость, та же любовь.
XVI
По мере того, как умножалась община, застраивался монастырь. Густо разрослись в нем деревья, и пред каждою келейкой красовались кусты розанов, жасмина и сирени. Заглянем в обитель среди жаркого летнего дня. Отошла обедня; многие сестры работают, сидя на крылечках или балконах своих келий, и раздаются звонкие голоса клирошанок, которые спеваются в трапезной. Около палисадников бродит общая фаворитка, старая гнедая лошадь, и на зов: "Любимец! Любимец! " - идет то к одному, то к другому окну и принимает из рук монахинь хлеб, который приносят нарочно для нее из трапезы. Это верховая лошадка Коли: она также доживает свой век у его могилы.