Но, являясь по своей внутренней духовной природе свободной
личностью, человек в то же время весьма ясно сознает, что жизнь его как
духовно-разумной личности тесно связана с жизнью его организма как необходимого
условия возможности самой жизни личности в пределах внешнего мира. Жизнь же
фактического организма совершается по своим особым законам, определяемым
законами внешнего мира, независимого от человека, и человек для поддержания
своей жизни необходимо должен заботиться об организме и таким образом подчинять
свою личность служению организму, жить его жизнью и уже не являться целью для
себя и свободным деятелем. И это положение человека может считаться, в силу его
неизбежности, вполне естественным и законным, поэтому необходимо выяснить,
каким же образом человек может прийти к убеждению, что истинная, ценная для
него жизнь не та, которая существует на самом деле, а жизнь, соответствующая
содержанию его личности, и признать эту жизнь как должную для себя. В этом и
будет состоять выяснение происхождения нравственного сознания.
Убедить человека в том, что жизнь, определяемая только
законами физического организма, не имеет ценности действительной, а что
единственно ценная - это жизнь, соответствующая содержанию его личности. И сама
же эта истинная жизнь может навести его на критическую оценку. Пока человек
живет исключительно в целях поддержания своего организма, его жизнь носит
характер чисто физический.
Вся его деятельность представляет собой не что иное, как
бесконечную вариацию на одну и ту же, если можно так выразиться, тему: создать
наилучшие условия для своего существования, устранить все, что может вредно
отзываться на человеке, и достичь таким образом полного довольства жизнью. В
этом отношении действительно создать что-либо совершенно новое, ценное само по
себе человек совершенно не может. Вся культурная история человечества
представляет собой стремление оградить себя от возможных случайностей со
стороны физического мира, и жизнь каждого человека, в частности, представляет собой
стремление осуществить в действительности созданное им представление о таких
условиях жизни, которые он считает наилучшими. Но этот же постоянный прогресс
культуры показывает, что каждая достигнутая ступень представляемого
благополучия на самом деле не удовлетворяла человека, и он был принужден
создавать себе представление нового блага, отрицая ценность достигнутого. Всего
яснее об этом говорит тот факт, что вопрос о благе, или о такой цели жизни,
которая могла бы дать людям счастье, издавна сделался предметом внимания самых
передовых умов человечества. Все это показывает, что идея счастья имеет
условный характер, что представляемое благополучие только до тех пор кажется
счастьем, пока оно не достигнуто, а как только достигаются те условия, при
которых человек думал быть счастливым, оно уже кажется недостаточным и
побуждает человека искать новое. Таким образом, человек до самой своей смерти
осужден только на поиски счастья, а не на обладание им; человек испытывает
только постоянное разрушение своих прежних построений счастливой жизни и
начинает постройку заново. Этот неуспех человека в отыскании блага жизни
объясняется тем обстоятельством, что содержание представления о счастье
определяется не личными условиями жизни, а изменением их. Как сам человек меняется
и по своим жизненным запросам и по положению, изменяется и представление его о
счастье. К этому обстоятельству присоединяется еще довольно значительное
затруднение в достижении представляемого благополучия, имеется в виду
возможность столкновения с интересами другого человека, стремящегося к тому же
самому благу жизни. Это бесплодное стремление к счастью само собой может
привести измучившегося человека прямо к скептическому заключению, что
физическое счастье призрачно и, следовательно, жизнь, определяемая только
стремлением к нему, бесцельна и бесценна. Это скептическое заключение о
бесценности всякого блага в мире давно уже осознано философствующими умами,
бравшими на себя теоретическое решение вопроса о высшем благе жизни. Давно уже
высказано положение, что благо человека заключается не во внешнем мире, а в
самом человеке, в развитии его духовных сил, так как удовольствия, доставляемые
этим развитием, являются гораздо более прочными и, следовательно, более
ценными.