Быстро вскочил с теплого места.
Федорыч указал ему дорогу.
Не успел Тараска пройти шагов двести, как сразу, с боку засверкал и пруд. Вон и полоса отца. Вон и мать в люльке Дуньку качает.
Побежал, сломя голову.
Мать как увидела, так и ахнула.
— Кормилицы!.. Да где же ты был? Вся душа истомилась…
Отец бросил жать, подошел, отирая нот.
— Ну п напугал! Мать-то ревела всю ночь…
— Молоко-то я… Молоко…
— Ну, что молоко?..
— Разбил… Горшок разбил…
— Ну его к шуту и молоко… Сам-то, слава богу, жив вернулся…
— Хотел было я тебе уши драть, — угрюмо проговорил отец. — Где ты был, сучий сын?.. Разиня…
Тараска стал рассказывать, а отец ответил вставая:
— Зря тебя волки не слопали!
— А я, тятька, не боюсь!.. Я теперь бедовый!.. А ты слышал, как Федорыч был у белых и как его хотели расстрелять?..
— Нет. Ты нешто знаешь? — удивился отец.
— А я знаю! Вот ужо расскажу. Мама, давай Дуньку качать!..
Хорошо на заводе. Целый город. Трубы до неба, дымятся без конца.
По двору, по рельсам-узколейке ползет паровоз.
Постоянный, беспрерывный гул. Это в цехах. В литейной или прокатной тяжело дышат печи, мигают пламенем. Визжат краны-подъемники, и вдруг с грохотом срываются цепи и железо. И долго эхо разносит этот грохот по всему заводу.
Кто не знает завода, страшно покажется.
Петровна, мать Данилки, работает в болтовом цехе. Длинный, прокопченый корпус. Согнувшись над прессами, работницы следят не отрываясь, как машина ровно постукивает:
— Так-так… Так-так…
Отлетают в сторону гайки, болты. Работа не очень трудная, сидеть, следи только, чтоб болт правильно и во время в ямку под пресс попал.
* * *
— Петровна, кончай!.. — блестит зубами комсомолка Наташа.
Все работницы в серой, грубой прозодежде. От работы вся прозодежда почернела. Блестят металлической копотью и лица.
— Ой, бабоньки, не выгоню норму… — охает Петровна, — недужится мне…
— Да что с тобой? — подскочила Наташа.
— Надорвалась она, — объяснила соседка, бойко отбивая гайки. — Шутка ли, заставляют оттаскивать ящики по четыре пуда в каждом…
Заговорились работницы. Не женская работа, вишь. Здесь. При старом хозяине-французе бабы не работали. Война началась, их стали принимать. После уж, кто без мужа и вовсе остался — с фронта не вернулся. Кормиться надо, так на заводе и пришлось остаться.
Петровна в большом уважении. У ней муж Павел Кузнецов большевиком оказался, за революцию погиб.
Раньше бедно жил, а грамотный был. Как пошли Советы защищать, первый в отряд красноармейцев пошел. А теперь большой красный дом, что напротив завода — клуб — в честь товарища Кузнецова прозывается.