Лелик наконец замечает злобные знаки Болотина, внутренний металлист умолкает, вместо него появляется соло на четырех нотах в октаву. Зал в восторге, публика заводит огромный хоровод - серкл пит из пары сотен человек. Болт возвращается к монитору, ставит на него ногу, делает «крутое лицо» и начинает в такт вертеть микрофон, держа его за провод. Что-то начинает страшно вонять, и он понимает, что все его кривляния пропадают зря – от зала его отделяет столб дыма. Под монитором лежит зеленая брезентовая сумка, из нее прямо ему в рок-лицо нагло идет дым. Он хватает сумку и несет ее к левому краю сцены к охраннику. Очень раздражен. Уже второй раз только он ставит ногу на монитор, как что-то ему мешает. То Лелик со своим чертовым соло, то эта долбанная сумка. Он злобно отдает сумку охраннику: «Вот, уберите эту хреновину, будьте любезны, нам это мешает».
На следующей песне концерт оканчивается. В коридоре охранник заливает сумку водой из чайника и обнаруживает внутри будильник на батарейках, какие-то провода, ведущие к замотанным изоляцией коробочкам... В сумке бомба. Он звонит в милицию. Звукорежиссер отрубает аппарат на сцене. Мы не успеваем понять, что происходит. Лёнькин комбик почему-то не сразу отключается, и он еще с минуту наигрывает что-то в тишине, пока не замечает, что все уже давно остановились. К Болту подходят два мента с охранником. Они быстро о чем-то переговариваются, и он возвращается к микрофонной стойке. «Друзья, – говорит Джонни Болт, – к сожалению, мы вынуждены прекратить концерт». «Уууу» - огорченно гудит зал. «Похоже, что кто-то пытался нас взорвать, так что теперь надо спокойно и быстро всем выйти из клуба». Снова огорченное «Ууууу». Доносится крик «ACAB! Опять мусора все испортили!». «Друзья, на этот раз это не звонок о заложенной бомбе, бомбу нашли по-настоящему. Вы видели, она дымилась вот тут на сцене, все серьезно, поэтому надо расходиться. Нам тоже очень жаль, что так вышло, но, слава богу, это не последний концерт, хотя, похоже, что мог бы». Несколько голосов из зала орет: «Так уже нашли бомбу-то, че теперь останавливаться?». Настоящие тусовщики, ничем их не возьмешь. «Тут уже полно милиции, а скоро будет еще больше, – говорит Болт – так что в любом случае на сегодня это, к сожалению, все. Простите, друзья, не мы в этом виноваты, мы обязательно устроим еще концерт». В зале действительно становится все больше милиции, толпа потихоньку вытекает на улицу. Мы сматываем провода и, подгоняемые ментами, идем собираться в гримерку. Клуб огромный, в нем аж три гримерки. Это, конечно, удобно, с учетом того, сколько тут сегодня групп, музыкантов, гитар и всякого их барахла. Наша гримерка самая маленькая, зато тут всего две группы: мы и Casualties. Нас, видимо, как наиболее неадекватных панков, отселили. Все группы, что играют сегодня, достаточно известны. Нас раскидали по гримеркам как-то случайно, но, вообще, в засценном мире существует строгая гримерочная иерархия: самая крутая группа тусуется в отдельной гримерке, группы поменьше – все вместе в общей гримерке, самые неизвестные группы ставят свои гитары у барной стойки. Конечно, это логично, они такие беспонтовые, что гримерки им не полагается. Пусть сгорят в аду на медленном огне те, кто это придумал: три четверти групп, в которых я играл, ставили свои гитары у барной стойки. «Ну, пойми, чувак, гримерок мало, а групп много! Все не поместятся! Если удается всех разместить – я всегда размещаю», – объясняет мне организатор. Ладно, пусть не горят в аду. Вообще-то, мне плевать, где стоит моя гитара, какая разница? Главное, чтобы ее не сперли.