период спаривания. Брачный сезон, вакхические танцы, течка,
на снегу остается кровь, тень от деревьев, в свете ночника дви-
жение пальцев принимает облик медвежьей головы. Там, за
окном — небо Цюриха, будто отпечатанный в одну краску ти-
пографский лист. Черная краска осенних туч. Она отворачива-
ется. Там, на веранде лисы любят подсматривать за людьми
сквозь огромные стекла. За женщиной в серых чулках, за доро-
гостоящей светской дамой около тридцати семи лет. Они ви-
дят, как она сидит за столом, они видят, как протирает шею, и
как пальцы дергают неудобную молнию на платье, они видят
ее гордо задранную шею и напряженное лицо, которые смотрит
в небо, они знают, что она думает о них, думает об их спарива-
нии. Картина спаривающихся лисиц тревожит ее, почему-то не
существует ничего более грязного, чем лисьи коитусы. Воз-
можно — медвежьи коитусы. Где-то под землей, в широких
норах, размереные движения медвежьего паха. Но эти крики не
доходят до застекленной веранды, тогда как лисьи — да.
Сегодня среда. Она встает из-за стола и выходит в просто-
рный коридор, на ее ногах удобные тапочки, и она двигается
бесшумно. Вот зеленые буржуазные обои, и вновь мода на
железные канделябры. Ее зовут Лизавета, это ее канделябры.
Лисьи крики и небо Цюриха принадлежат ей. Конечно, и всем
остальным, если бы остальные — существовали. Там, внизу,
Георге пьет кофе. Четыре кусочка рыжего сахара и молоко,
никогда сливки. Георге сосредоточенно бренчит ложкой. На-
верняка, антиквариат. В его толстой аорте, толстом животе и,
конечно, больших легких — все помешано на антиквариате. Его
медийный образ — это подражание Борджиа, и поэтому дом —
будто желудок [Темного] Отца Борджиа. В Георге много утон-
ченной распаханности, Лизавета даже думает, что Георге —
похож на вспоротую вену. Он основателен, как любой невро-
85
Илья Данишевский
тик, плюшевый медведь Вуду, нашпигованный иглами, он —
словно чья-то погибель, которая не была доведена до конца.
Георге. Дочитала?
Лизавета. Да, вчера. А ты?
Георге. Да. Мне не нравятся швы. Они очень заметны.
Лизавета. Думаю, это попытка передать дихотомию. После
изнасилования часто наступает дихотомия и ангедония. Это
нормально.
Георге. Иногда меня пугает, с какой легкостью он движет-
ся. Это же почти ненормально. Ему ничего не стоит двигаться
сквозь все это.
Она знает, что Георге не нравится бояться того, с кем он
спит. Вероятно, у него не очень длинный послужной список.