Линни: Во имя любви (Холман) - страница 259

Во время поездки в Дели мы с миссис Партридж не разговаривали. Полагаю, она считала, что наказывает меня своим молчанием. На самом деле я была благодарна за то, что меня оставили в покое, наедине с моими мыслями, которые метались между невыразимой печалью и бурной страстью. Я все время думала о Дауде и о Чарлзе, о том, что должна немедленно с ним увидеться, как только окажусь в Калькутте.

Когда сундуки миссис Партридж выгрузили на пристани в Дели, я поблагодарила ее за то, что она составила мне компанию, и снова извинилась за все причиненные ей неудобства. Она царственно кивнула, и я подумала, что не дождусь от нее ни слова, однако миссис Партридж не могла просто так уйти, не сделав последнего замечания.

— Надеюсь, к тому времени, как мы с полковником Партриджем возвратимся в Калькутту, шумиха, вызванная вашим поведением, уже утихнет. Чего уж я не выношу, так это скандалов.

Теперь была моя очередь промолчать, хотя это стоило мне немалых усилий. Я отвернулась, чтобы она не заметила, какие чувства вызвало во мне ее лицемерие.

А затем миссис Партридж, покрикивая на носильщиков, с трудом поднялась по скользким ступеням и исчезла в толпе. Я послала Малти за сестрой, велев ей поскорее возвращаться. Когда моя айя ушла, я направилась в пристройку на барже и сидела там одна в полумраке, покачиваясь на волнах и слушая смех и веселую болтовню купающихся.

Вернулась Малти в сопровождении Трупти и старшей дочери Трупти Лалиты, которой можно было дать двенадцать или тринадцать лет, и баржа снова отправилась в путь. Путешествие вниз по течению Ганга оказалось долгим и утомительным. Речная вода по цвету напоминала кофе с молоком, воздух был влажным и горячим. Казалось, небо накрыло нас, словно перевернутый медный таз, предоставив задыхаться в сырой удушливой жаре. Фрукты, которые везла баржа, переспели, и над ними кружили тучи мух, а еда, приготовляемая барочниками, была чересчур перченой. Малти, Трупти и Лалита разговаривали слишком тихо, чтобы я могла что-то услышать. Они обращались со мной с чрезмерной заботой, словно я была больной, которая выздоравливала после тяжелой болезни.

Прогулки по берегу больше меня не привлекали: казалось, со времени путешествия в Симлу прошло уже несколько лет. Я не читала, а часами сидела на стуле, совсем как Фейт когда-то, глядя на проплывающий мимо берег.

Казалось, мы никогда не доберемся до Калькутты.

Но в конце концов, почти через месяц после того, как я уехала из Симлы, мне пришлось вернуться к прежней жизни в доме на улице Чоурингхи.


* * *

Я вернулась домой, когда Сомерс еще был на работе, и с облегчением поняла, что у меня есть немного времени, чтобы собраться с мыслями до его прихода. Когда он зашел в дом, я ждала его на веранде, с Нилом на коленях. Сомерс подошел ко мне, безупречный в своем жемчужно-сером костюме и галстуке, с ослепительно белым платком, выглядывающим из нагрудного кармана. Казалось, он даже помолодел. Я уже и забыла, каким привлекательным и ухоженным он мог быть.