собственно, уже был написан в 1876 году. Только тогда он отложил его в сторону и напечатал лишь то, что было гимном Вагнеру. А позднее он отдал в печать свои ранние наброски, лишь дополнив их некоторыми особенно резкими формулировками.
Тенденция была такова, что Ницше в последний период своей жизни бросался на штурм того, против чего он не выступал в первый период своей жизни, от нападения на что он тогда воздерживался. И возможно, что если бы те листы его рукописи, которые он в свое время отложил в сторону как не согласующиеся с сочинением "Рихард Вагнер в Байрёйте", сгорели бы, то не появилось бы никакого "Казуса Вагнера".
Когда таким образом прослеживаешь все эти периоды, то замечаешь, что они все же проникнуты единым характером. И даже последнее сочинение Ницше, во всяком случае последнее из напечатанных его сочинений, "Сумерки идолов, или Как философствуют молотом"[71] где все показано, можно сказать, со своей оборотной стороны, — даже это последнее сочинение несет в себе нечто от основного характера всей духовности Ницше. Вместе с тем то, что Ницше пишет в последний период, становится наглядным, имагинативным. Например, он хочет дать характеристику Мишле[72], французскому писателю Мишле. Как метка характеристика, которую он дает: "Восторженность, в восторге снимающая с себя юбку". Это отлично характеризует Мишле с определенной точки зрения. Подобные вещи есть и в "Сумерках идолов" — они наглядны. Так вот, пережив это жуткое, потрясающее зрелище индивидуальности Ницше, парящей над его телом, приходится сказать о его сочинениях следующее: они производят, собственно, такое впечатление, как если бы Ницше никогда не был полностью в своей человеческой телесности, когда он их писал — как если бы он был отчасти вне своего тела (а ведь Ницше писал не сидя, а расхаживая туда–сюда). Такое впечатление в наибольшей степени производят некоторые места четвертой части "Так говорил Заратустра", там вы чувствуете: так нельзя написать, пока тело управляет; так можно написать только тогда, когда тело больше не управляет, когда душа находится вне тела.
Чувствуешь, что Ницше, отдаваясь духовному творчеству, всегда старается отстранить свое тело. Это находило свое выражение и в его жизненных привычках. Он особенно любил принимать хлорал, для того чтобы впасть в особенное настроение — настроение независимости от тела. Конечно, эта его жажда получить душевное настроение независимости от тела вызывалась еще тем, что телесно он часто бывал болен; так, например, он страдал весьма длительными головными болями и т. д.