Счастливое прекращение попыток к сопротивлению дало правительству возможность исправить жестокие меры. Приговор, произнесенный над революционерами, был отменен. Вместо ссылки и заточения в Ла-Рошели их отдали под полицейский надзор, а затем отменили и сам надзор. Другие разумные, искусные и властные распоряжения нового правительства вскоре изгладили эту меру из памяти.
Вандея, в свою очередь, обратила на себя все внимание консулов. К концу Директории там началось восстание, но вступление в должность Бонапарта совершенно изменило порядок вещей и указало всем республиканским партиям другое направление.
Некоторые из предводителей роялистов сражались на полях Вандеи, другие были заняты в Париже политическими интригами. Предаваясь, как и все партии, которые норовят опрокинуть правительство, деятельной игре ума и беспрестанно придумывая новые комбинации в пользу своего предприятия, они вообразили, что, может быть, есть средство поладить с генералом Бонапартом. Они полагали, что человеку с такими высокими дарованиями не может быть приятно возвыситься на шаткой сцене революции на несколько дней, чтобы потом, подобно предшественникам, навек исчезнуть в бездне, отверстой у его ног, и что он гораздо охотнее согласится занять место в мирной и правильно устроенной монархии, будучи ее украшением и опорой. Одним словом, они были до того легковерны, что надеялись угодить ролью Монка человеку, которому даже роль Кромвеля казалась слишком ничтожной.
Роялисты выбрали для этого дела барона де Невилля и генерала д’Андинье. Нужно ли говорить, до какой степени представление их о характере генерала Бонапарта было ошибочным. Этот необыкновенный человек, чувствуя свою силу и величие, не хотел быть ничьим слугой. Он ненавидел беспорядок, но любил революцию, не верил в свободу, которую она обещала, но хотел провести полную социальную реформу, которую она предполагала. Он желал полного торжества революции и искал славы ее прекращения, перевода ее в мирное русло; хотел остаться ее главой, как бы она ни называлась; но только он хотел быть орудием Провидения, а не другой власти!
Итак, Бонапарт принял господ де Невилля и д’Андинье, выслушал их более или менее ясные доводы и чистосердечно открыл им свои намерения, которые состояли в прекращении всех преследований, сближении всех партий с правительством и предоставлении преимуществ только одной из них, революционной партии, и притом самой благонамеренной ее части. Он объявил, что твердо решился или примириться с начальниками вандейской партии на разумных условиях, или истребить всех до одного.