Свидание это не привело ни к какому результату, но дало роялистам возможность лучше узнать генерала Бонапарта.
Во главе армии стоял тогда генерал мудрый, кроткий и верный, много сделавший во время первого примирения Вандеи, — генерал Гедувиль. Бонапарт приказал Гедувилю вступить с вандейскими вождями в переговоры. Вожди эти, напуганные участием генерала Бонапарта в верховной власти, изъявили готовность к примирению. Трудно было тотчас же подписать капитуляцию и согласиться на все условия, но к прекращению военных действий не оказывалось препятствий. Предложили тотчас же заключить перемирие. Это действие нового правительства, совершенное через двадцать дней после вступления в должность консулов, было принято со всеобщим удовольствием и заставило надеяться, что Вандея будет усмирена гораздо раньше, чем можно было ожидать.
Слухи в том же роде касательно иностранных держав возбудили надежду, что счастливая звезда генерала Бонапарта скоро восстановит и мир европейский.
Пруссия и Испания одни сохранили мир с Францией; первая всегда демонстрировала род равнодушия, вторая же тревожилась при всяком столкновении ее интересов с Францией. Россия, Австрия, Англия и все зависимые от них маленькие государства (в Италии и в Германии) вели с Французской республикой постоянную борьбу.
Англия, для которой война составляла прежде всего вопрос финансовый, решила дело в свою пользу, установив подоходный налог, который приносил ей обильные доходы. Но она продолжала вести враждебную политику, чтобы получить возможность захватить Мальту и ослабить таким образом французскую армию в Египте.
Австрия, овладев Италией, решилась лучше всем рискнуть, чем отдать свои завоевания. Но русский император Павел I, который принял участие в этой войне [Второй коалиции] по внушению своего доблестного и великодушного сердца, после поражения под Цюрихом сильно охладел к своей союзнице. Он взялся за оружие, как сам говорил, «чтобы защитить слабых против притеснения сильных и водворить государей, которых революция лишила престола». Австрия, между тем, водрузив в Италии свои знамена, не возвратила на престол ни одного из сверженных государей. Император Павел понял, что, действуя из чистого великодушия, становится орудием чужой выгоды. Будучи чрезвычайно пылким человеком, он с такой же живостью предался негодованию, с какой прежде увлекся великодушным порывом.
Сначала Павел объявил войну Испании за то, что она поддерживала Францию. Скоро он готов был воевать с Данией, Швецией и Пруссией за то, что эти державы оставались нейтральными, и даже прекратил с Пруссией все сношения. Но вследствие последних событий император смягчился, охладел и даже отправил надежного дипломата Криденера в Берлин, поручив постараться возобновить дружественные сношения между прусским и русским кабинетами.