Решили снова допросить Пико, слугу Жоржа, выведать, знал ли он о присутствии Пишегрю в Париже. Допросили его в тот же день и с помощью длительных уговоров наконец довели до полного признания. О Пишегрю Пико показал, что видел его в Париже даже несколько дней назад и что он и до сих пор еще в Париже. Касательно Моро он рассказал, что слышал, как офицеры Жоржа горько раскаивались, что вступили в сношения с этим генералом, который готов все испортить своими честолюбивыми притязаниями.
Как скоро эти факты стали известны, Первый консул тотчас созвал в Тюильри тайный совет, пригласив обоих консулов, главных министров и Фуше, который хоть и не был министром, но принимал участие в следствии. Вопрос требовал серьезного рассмотрения. Очевидность заговора не подлежала никакому сомнению. Участие всех партий, республиканских и роялистских, также установили по факту присутствия Пишегрю, который служил посредником между теми и другими. Что касается виновности Моро, сложным представлялось определить ее степень, но ни Буве де Лозье в своем отчаянии, ни Пико в своем простодушии не могли выдумать этого странного обстоятельства — вреда, нанесенного роялистской партии личными видами Моро. Явным становилось, что если не арестовать генерала, то на протяжении следствия доносы на него будут повторяться беспрестанно, приобретут огласку и тогда дело примет совершенно другой вид: как будто правительство или хочет коварно оклеветать его, или боится, не смея преследовать преступника, потому что под преступником скрывается-де второе лицо республики.
Это рассуждение окончательно убедило Первого консула. «Пожалуй, скажут, что я боюсь Моро, — заявил Наполеон. — Этому не бывать. Я оставался самым милостивым из людей, могу оказаться и самым грозным, когда понадобится, и поражу Моро, как всякого другого, потому что он вступает в заговоры, гнусные по цели и позорные по связям».
Первый консул не колебался ни' минуты, приказывая арестовать Моро. Имелась, впрочем, и другая причина, еще более важная. Жорж и Пишегрю не были арестованы. Схватили трех или четырех их сообщников, но шайка исполнителей вся еще гуляла на свободе, и можно было опасаться, что боязнь раскрытия побудит заговорщиков ускорить покушение. Для этого надлежало спешить и захватить всех зачинщиков, а арест их непременно привел бы к дальнейшим открытиям. Потому решили немедленно арестовать Моро, а с ним Лажоле и прочих посредников, имена которых уже знали.
Первый консул был раздражен, но не именно против Моро. Он скорее стал похож на человека, старающегося уберечь себя, нежели на желающего мстить за себя. Он хотел уличить Моро, собрать все необходимые сведения, а потом помиловать генерала, ибо понимал, что подобная развязка будет удобна всем.