Он вернулся, отказался обедать, разложил какие–то инструменты, задымил паяльником; раз, обжегшись, выругался — она сделала вид, что не заметила.
И наконец чудо случилось: он, закрыв заднюю крышку, посадив на место крепившие ее винты, щелкнул кнопкой: экран ожил, послышалась вступительная тема давно, несколько уже лет шедшей викторины. Он стоял — с испачканными пылью рукавами, с грязными руками, дул на обожженный палец — но довольно глядел на экран, где жутко умные, яростно спорившие между собою люди ломали голову над дурацкими вопросами, и — улыбался. Она завизжала от радости, захлопала в ладоши — словом выполнила весь предусмотренный в таких случаях ритуал — затем повисла у него на шее, целовала; поднесла его палец к губам и поцеловала тоже: он заорал от неожиданной боли. Она заорала тоже, безжалостно повалила его на диван. На столе бесцельно грелся забытый паяльник. Собственно, телевизор в этот вечер они так и не смотрели.
Зато на следующий день уж она вознаградила себя за длительное отлучение от этого средства массовой информации и развлечений — как включила его утром, так и не выключала до ночи. Пересмотрела все, что только было возможно. Какая–то утренняя трепотня про новости, детская передача, викторина, два фильма подряд, снова викторина — она только на минутку выскакивала из комнаты — в туалет, на кухню, налить чаю, и бегом бежала назад — все казалось ей интересно. Отвечая на нежности, все краем уха прислушивалась, — подожди, что? как он сказал? — и косила глазом на экран. Вечером показывали еще один фильм, старый, но любимый ею; «Иди, иди скорее, смотри», — звала она, но даже не заметила, что никто не отозвался. С восторгом досмотрела она фильм до конца — и наконец почувствовала, что устала. Ее чудесный друг, такой умный, умеющий чинить телевизоры, сидел в кресле и что–то читал. Она заметила в себе еле заметную досаду — что это он не хочет разделить с нею такое, как ей казалось, удовольствие? «Знаешь, очень люблю это кино», — сказала она ему, но в голосе ее прозвучало почему–то смущение — и досада ее только увеличилась. Чтобы избавиться от нее, она стала рассказывать, как смотрела «это кино» еще подростком, как ей понравилось, и по какой именно причине, как они обсуждали его с подружками, и как понравилось каждой из них в отдельности. Увлеклась, принялась пересказывать содержание. Он встал, подошел к ней и на полуслове поцеловал в губы — прежде чем ответить, она все же договорила это слово — оно прозвучало так: «ивумифельно». Она легонько оттолкнула его, спросила: