Кальянщик принес заправленный кальян. Первые выдуваемые струйки дыма наполнили комнату приятным ароматом. Но ни того хотелось курящему, и ни тем были заполнены его думы.
Официант принес заказанное, Артем попросил не входить полчаса, и запер за вышедшим дверь. Выпив слегка подогретый коньяк и сделав две глубокие затяжки, он отвалился на спинку кожаного кресла, вытащил пистолет, с которым никогда не расставался, снял с предохранителя, дослал патрон в патронник, и уперев ствол в лоб, положил большой палец на спусковой крючок.
Осознавая опасность всего-то полушага от самоубийства, молодой человек наслаждался чувством кажущейся грани бессмертия. То выбирая часть свободного хода спуска, то отпуская, немного не доходя до рокового «провала» крючка, он смаковал трепещущие мысли, не дающие ему покоя. Смерть была привычна, правда чужая, так же как и мысли о своей кончине, мучающей жизни, не нужной и надоевшей…
Его ничего не держало здесь, в этом омерзевшем до икоты, до тошноты мире, и он отвечал тем же, для начала убедившись, что богом можно стать самому, если иметь возможность, что либо, решать. Сначала, убийство стало работой, затем нормой, теперь оно было лекарством, обезболивающим мучения. Страсть эта перешла, причем очень быстро, все границы, и даря в минуты убийства немного наслаждения, своими впечатлениями ненадолго расслабляла, скручивающееся в жгут, сознание.
Артем наслаждался подробностями, но быстро надоедавшие и приевшиеся нюансы, требовали новых, что становилось причиной настолько жуткого понимаемого в своей основе неразрешимого дисбаланса между определением себя одновременно рабом и богом, что единственным эффективным средством становился ствол пистолета у лба… Почему-то у лба!
Зажмуренные с силой веки, пробивающиеся сквозь них слезы, буквально сведенные судорогой сжатые скулы до скрипа зубов, и такие же сжатые до боли губы, до ощущения в них металлического холодного привкуса, сверху давящий в напряжении нос, изнутри язык…, воздух, с трудом вырывающийся из ноздрей, и еще, более сложно, вдыхаемый. Все это в купе с напряжением мышц шеи, опущенными с силой бровями, и потихоньку, начинающим расшатываться, из стороны в сторону, телом, постепенно сковывающимся мышечным напряжением, разгонялось сбивающимися и спотыкающимся мыслями…
Несколько бесообразных существ, то настраивали Артема на ужасное, к чему оставался маленький шажок, то начинали переговариваться или браниться друг с другом, буквально устраивая в его мозгу баталии. Он даже ощущал искры, падающие с шерсти, лязг бьющихся и скрежещущих зубов, и входящих все глубже в его плоть, когтей. Изнутри исходил, уже не просто, привкус метала, но окалины с едкостью дыма, першившего, довольно натурально, в горле и колющего глаза…