История запорожских казаков. Борьба запорожцев за независимость. 1471–1686. Том 2 (Яворницкий) - страница 345

.

Получив листы кошевого Серко и приложенное к ним письмо Юраси и усмотрев в них «злосливое» против христиан намерение, гетман немедленно отправил их в Москву с грамотой к царю, в которой писал: «Не для чего иного советует он (Серко) покинуть Чигирин, как для того, чтобы, вместе с Хмельниченком, привести злобный замысел свой. Пусть только Чигирин достанется в руки им, тогда они снова укрепят его, Хмельниченко сделает в нем столицу княжества своего, а Серко объявит главным гетманского регимента своего, потому что уже и теперь Серко величает Хмельниченка князем Малой России, а Хмельниченко Сирка – гетманом кошевым войска запорожского низовых казаков[865]. Гетман Самойлович, как и прежде, особенно настаивал на защите Чигирина. «Почему, – говорил он, – запорожцы, несмотря на расположение к Хмельницкому и к туркам, не соединились с ними явно (во время первого Чигиринского похода) и не помогли им в войне? Потому что запорожцы смотрели на Чигирин и следили за его судьбой: кто будет владеть Чигирином, тому поддадутся запорожцы и вся Малороссия по ту сторону Днепра»[866].

Еще более, чем совет Серко о разрушении Чигирина, возмутила гетмана просьба кошевого о присылке в Сечь войсковых знамен и о даровании кошевому местечка Келеберды, с чем он обратился к Самойловичу через своих посланцев, отправленных в Батурин, пользуясь, разумеется, затруднительным положением гетмана и царя и надеясь через то успеть в своей просьбе. «К чему затеяли они теперь просьбу свою? Никогда того не бывало, да и теперь не годилось им о том вашего государского престола утруждать, – писал гетман царю Федору Алексеевичу. – Во все времена, как стало войско запорожское под вашею православною государевою обороною, одному региментарю гетману давались знамена и булава, за которые войско запорожское на службу вашу государскую ходить должно; а всякий полковник, по христианскому обыкновению и по стародавним войсковым правам, делает сам себе для воинского дела, какие может, знамена, что и запорожцам можно было бы сделать. И если бы у них не оказалось денег на то, то и я мог бы им какою вещью помочь или, сделав готовое знамя, на Кош послать. И то удивительно, для чего они не искали знамен и никуда не посылали по них тогда, когда у них самозванец был, а сами сделали их для него, да и теперь хранят у себя. К чему же они просят именно теперь царских знамен? К тому, чтобы прибрать побольше малорассудных и легкомысленных к себе людей и от Чигирина их отвлечь. Говорили они и наказывали, чтобы дать им Полтавского полка местечко Келеберду и Переволочанский перевоз на Днепре. И то они новое дело вымышляют: от начала, как стало Запорожье, и по настоящее время ни местечком, ни селом, ни другим меньше того запорожцы на Украине не владели и просить о том за стыд себе почитали; также и сам я размышляю, что того местечка Келеберды отдать им непригоже, потому что тогда в одном полку два начальства будет, одно давнее, другое новое, отчего распри между людьми станут, да к тому ж, основав там свою власть, запорожцы внушат другим не повиноваться нам. Обращаясь к нам с такими неподобными просьбами, они просто возносятся от того, что к ним, на Запорожье, от вас, великого государя, и от меня, вашего государского подданного, частые в эту зиму посылки были: они воображают, что без них никакое прибыльное дело не совершится»