Иначе обстоит дело в романе «Одиссей покидает Итаку». Сталин здесь выступает в роли репликанта-носителя матрицы сознания путешественника во времени. Личность темпонавта временно подавляет сталинскую натуру. От «вождя всех народов» остается лишь внешняя оболочка, маска, позволяющая хрондесантнику «переиграть» исторические события, предшествовавшие началу Великой Отечественной войны, подготовить СССР к более успешному ведению кампании. И все же сознание Сталина даже в подавленном состоянии продолжает сопротивляться. Это действительно сильная личность, подчеркивает автор, соглашаясь с позицией тех людей, которые считают наследника Ленина отнюдь не случайной фигурой, сумевшей около тридцати лет удерживаться на вершине власти в Советском Союзе.
В «Разведке боем», «Вихрях Валгаллы» и «Андреевском братстве» Звягинцев последовательно реализовал контрфактическую модель, вызывавшую ожесточенные споры у историков эпохи перестройки. А что было бы, задавались вопросом они, если бы к власти в СССР после смерти Ленина пришел не Сталин, а Троцкий? Многие приходили к выводу, что разница была бы незначительной. И Сталин, и Троцкий принадлежали к когорте революционеров экстремистско-тоталитарного характера. Именно Троцкий создал в стране первые концентрационные лагеря. Однако все модели основывались на том, что смена власти произошла в 1924 г., когда уже закончилась гражданская война и был создан СССР. Звягинцев же берет за основу своей модели ситуацию, сложившуюся в России в 1920 г., когда наступило временное равновесие между силами большевиков и их противников. И Троцкий, и прочие лидеры большевиков были еще не такими, как после 1924 г.
Лев Давыдович оказывается способным идти на компромиссы.
«Со свойственной ему мудростью и решительностью, а также опираясь на творчески переосмысленные идеи основоположников, товарищ Троцкий в первые же дни своего правления сделал невозможное. Он сумел сохранить нерушимое единство партии и уже готового впасть в смуту народа, начал переговоры с правительством юга России о заключении почетного харьковского мира, разработал и стал железной рукой проводить в жизнь новую экономическую политику, опубликовал Октябрьские тезисы о возможности мирного сосуществования двух политических и экономических систем на территории одной, отдельно взятой (за горло!) страны, и это не считая ряда менее исторических, но не менее оригинальных и эффектных акций.»
[94, 25]
Как видим, и здесь проявилась многовариантность толкования исторического образа, социально-политические пристрастия автора. Изложение «исторических» фактов дается в ернической, как заметил сам автор, манере. Такое было бы невозможно ни в собственно историческом исследовании, ни в реалистическом историческом романе.