Но воображение воображением, а факты фактами. Он услышал, как одна старуха, которую словно только что похоронили, а затем выкопали, недовольно спросила:
— Что делает перед гробом этот мальчишка?
Женщина средних лет с большим белым носом ответила:
— Покойница всем была хороша, только глупости делала. Вместо того чтобы взять себе наследника из собственного рода, усыновила этого пащенка!
Все дружно вздохнули. Небесный дар понял, что речь идет о нем — тем более что взгляды женщин давно уже сверлили его и обдавали холодом, как колючие льдинки. Он снова растерялся.
Многое все-таки оставалось ему неясным. Однажды он спросил у мамы, почему его называют незаконнорожденным, но она не ответила. Он продолжал допытываться: действительно ли он незаконнорожденный. Она сказала, что нет, что она сама родила его. А что плохого в незаконнорожденном ребенке? Она снова не захотела ответить. Кормилица, Тигренок, отец тоже ничего не говорили. Небесный дар не мог понять, в чем тут дело. Самому себе он казался очень сильным человеком вроде Хуан Тяньба или Чжан Ляна, но когда заходила речь о том, кто же он в действительности, он терялся — в полном смысле слова терял себя. Сейчас его опять ругали. Он был не очень расстроен этим, но, конечно, и не обрадован, а главное, не знал, что ответить. В такие минуты он не мог фантазировать и воображать себя Хуан Тяньба или кем-нибудь подобным; жизнь казалась ему неустойчивой и ненадежной, как узенький деревянный мостик.
Было десять с лишним часов, на столах сменилось уже много закусок, когда за воротами снова прозвучал барабан, извещающий о приходе посетителей. Вошла женщина с четырьмя детьми _ видимо, из деревни, потому что их траурная одежда была забрызгана желтой грязью. Все они очень походили на изображения Бога грома, но Небесный дар заметил главным образом их большие рты. Войдя, женщина сразу заплакала как-то особенно жалостливо и сказала:
— Эх, опоздала я! Только вчера вечером мне сообщили, что моя невестка…
Четверо маленьких громовержцев, взявшись за руки, стояли за спиной матери и не произносили ни звука. Женщина подробно рассказала, вернее, даже проплакала, как рано она сегодня встала, как трудна была дорога из деревни, как ее четверо детей до сих пор не ели. Потом неожиданно, словно какой-то камешек, отшвырнула Небесного дара от гроба и подтолкнула вперед своих детей:
— Становитесь здесь на колени! Слышите? И не шевелитесь, а то головы поотрываю! — Она повернула ко всем заплаканное лицо и продолжала: — Эй, человек, давай сюда еду! Пять мисок с фрикадельками и пять пампушек! — Затем она развернулась к господину Ню: — Братец, я никак не могла почтить кончину невестушки, кроме как надеть траур, прийти сюда с детками и встать на колени перед гробом! Твой младший брат заболел, но смог прийти, вот и послал меня. А этот малый кто такой? — Она указала на Небесного дара. — Это ты, братец, неправильно себя ведешь: родных племянников забросил, а какого-то безродного приемыша привечаешь. Что это такое? Мы бедны, но свою бедность в сердце носим, никогда ни у тебя, ни у невестки даже горошины не попросили! Но сегодня я скажу тебе всю правду, перед всей родней скажу… Родню нужно уважать, твои племянники — это твоя кровиночка, хоть и не совсем родные тебе детки, но и не такие уж далекие. А всяким приемышам нечего здесь кривляться! — Она обернулась к своим детям: — Ешьте как следует, не позорьтесь перед людьми!