— Тебе повезло, потому что ты написал тогда ту статью, которую вероятно, не взялись писать другие из морально-этических соображений.
— Верно. Но ведь я был не один такой. У заказчика было право выбора. И он выбрал меня.
— С чьей подачи?
— Ну, скажем, большого друга моего тестя, не последнего человека в управлении агитпропа ЦК.
— Так чем же тут гордиться?
— А я и не горжусь. Я просто всегда был прагматиком. Всегда пытался использовать все возможности для достижения цели. Да пойми ты, наконец, великий актёр Щепкин никогда не стал бы великим и оставался бы крепостным лицедеем, если бы не протекция, по-русски — покровительство своего барина. Я уж не говорю о сотнях просто способных людей, состоявшихся с помощью протекции и ещё большее количество не состоявшихся из-за отсутствия оной.
— Извини, но твоя мораль — отсутствие морали.
— Человек принципиально аморален. Ты, верно, забыл, что ещё твои предки, формируя моральный кодекс, предписывали: не прелюбодействуй, не воруй, не лги, не употребляй Божьего имени всуе. Одни запреты.
— Да. Мои предки полагали, что человек должен побороть низменное сам. С помощью Бога. Но сам. Понять должен, что не хлебом единым жив человек. Что у человека есть не только желудок и прямая кишка. Такие, как ты, не поняли главного — вы сели в чужие сани. Притом сознательно, растоптав коварно тех, кому место ваше предназначалось. Вспомни, кого Ленин и Дзержинский в 21-м году выгнали из страны. Цвет русской интеллигенции. Остатки сгноили в лагерях. Это же нравственная стерилизация народа! И ты есть продукт, жертва и палач системы. Доигрались. Танки на улицах Москвы. Свои. И стрелять будут, если прикажут. В своих же. Ради чего? Бредового эксперимента ради. Выйти из тупика можно попятившись, а не упираясь лбом в стену.
За окном зашелестел в листве мелкий дождик. Михаил Соломонович подошел к окну и притворил его.
— К сожалению, не могу более задерживаться. У меня ещё много работы. Завтра с утра тебя посмотрит Илья Григорьевич. Михаил Михайлович приведёт. Он как раз завтра утром работает.
— Хороший у тебя сын. Я вижу у тебя прекрасная семья. Почему ты уехал из Киева?
— Странный вопрос. Я закончил институт в 52-м. Тебе напомнить ситуацию того памятного года? Убийц в белых халатах создавали такие, как ты. Подними подшивки старых газет. Желательно «Вечирнього Кыева». В каждом номере обязательный фельетон вот с таким еврейским носом. Семена, посеянные вами в 48–52 — м, взошли плодами сегодняшней «Памяти». И ещё не то будет! Видимо, Отто Карлович был прав. — В задумчивости сказал Михаил Соломонович.