Оба примера недвусмысленно свидетельствуют о том, что авторы, цитирующие эти два места из поэмы Парменида, не могут избавиться от своего рода "платонической ортодоксии".
Вторая причина, делающая интерпретацию фрагментов весьма и весьма рискованной, связана с тем, что тексты эти были переданы нам авторами, жившими намного позже Парменида. Парменид, автор V в. до P. X., известен нам, в первую очередь, через Симпликия, написавшего свои комментарии в VI в. по P. X. И есть все основания опасаться, что текст поэмы Парменида мог претерпевать изменения на протяжении десяти веков, отделяющих эпоху, в которую жил этот философ, от эпохи, когда Симпликий цитировал главные фрагменты поэмы. Надо думать, что в культурной и философской атмосфере этих двух эпох были существенные различия. Еще один пример. Тезисы скептиков, отстаиваемые авторами I в. до P. X. (такими как Энесидем) или другими, более поздними авторами (Агриппа), доступны нам в основном через их изложение у Секста Эмпирика, автора начала III в. по P. X. Невозможно обойтись и без сочинения Диогена Лаэртского О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов, на которое всякий исследователь вынужден непрестанно ссылаться, так как это единственное древнее сочинение, излагающее историю философии начиная с досократиков. Однако эта "история философии" не может быть датирована более ранним временем, чем III в. по P. X. (поскольку Диоген Лаэртский упоминает Секста Эмпирика (IX, 116), но, по-видимому, не знает о существовании авторов-неоплатоников).
Третья причина затруднений сопряжена с тем, что наше знакомство с фрагментами зависит не только от случайностей их передачи, как мы уже видели, иногда растягивающейся более чем на десять веков, но и от деформаций или адаптаций, порой сознательных, а порой спонтанных. И действительно, во всей Античности трудно найти среди доксографов хотя бы одного "историка философии", который заботился бы о том, чтобы восстановить точно и непредвзято воззрения цитируемых им авторов. При цитировании какого-либо автора "историк" нередко занимает позицию "за" или "против". Но тут есть нюансы. Так, Диоген Лаэртский претендует на более или менее "нейтральное" изложение текстов большинства авторов, о которых ведет речь. Симпликий стремится представить доксографию досократиков, сколь возможно аутентичную и основанную на текстах. Ипполит становится пристрастным только в отношении опровергаемых им христианских еретиков. У тех древних авторов, которые, напротив, в высшей степени пристрастны, главная причина предвзятости в том, что они мыслят философию не как корпус доктрин, а как некий образ жизни, и его-то они ревностно стремятся оправдать и защитить перед лицом соперников или врагов. Но здесь тоже надо проводить различия. Те философии, которые проповедуют определенный образ жизни, - как, например, эпикуреизм - полностью основываются на корпусе доктрин и ищут в нем оправдания своей истинности; впрочем, именно под этим углом зрения они и предстают в большинстве доксографий. А с другой стороны, некоторые доктрины - возьмем тот же аристотелизм - никогда не представляются в качестве некоего образа жизни. Однако есть еще одна, более существенная, причина необъективности античного "историка". Он считает своей главной задачей восстановление филиаций между великими философскими школами, чтобы "одарить" их знаменитыми предшественниками, чтобы сделать более внятными разработанные ими доктрины путем редукции этих доктрин к более распространенным и более привычным мыслям, а порой и затем, чтобы облегчить их опровержение.