Ковыляя кой-как, приближается миг,
Когда тот, кто цепляется жадно за платье твое,
Будет вдруг отлучен от тебя, словно сыч от сияния дня,
Как невежда — от знания, калека — от входа на бал.
Но в течение жизни я видел не раз,
Как они открывались, врата твоего королевства.
Я не смею проникнуть туда, где начало чудес, —
Всевозможные беды грозят ротозею, который, женившись на фее,
Хочет следом за нею проникнуть в края, каких в географии нет.
Как-то раз это было в Провене; этот город — волшебная свалка.
Авиньон… Покаяние Грешников Черных… Ничего говорить не
хочу.
Но ведь были в Ситэ Жанны д’Арк те коридоры нужды.
Но ведь был тот покинутый город за Ниццей, за железнодорожным
путем,
Где сушились носки эмигрантов в колоннадах дворцов,
Где-то там, где влачится их старость у луковок старых церквей,
И еще, словно почерк с наклоном, повороты, обходы и петли
Национальной дороги над Сеной,
Что внезапно скрывается в черной щетине лесов.
Или эти дома, предназначенные для продажи,
Куда маклеры по недвижимости нас приводили порой.
Иногда вспоминаешь ты Берген, которого я не видал,
Иногда говоришь, что хотела бы в жизни еще раз
Плод папайи отведать и манго надкушенный бросить,
Как делают все на Таити.
О венчанный тиарой — он на ухо шепчет: «Люблю!»
Аромат этих слов, что раздвинуты, словно колонны,
Эти портики, эти порталы, и вот уж тебя в них не стало.
Вот когда от меня ты ускользаешь навек,
Королева такой перспективы, где места мне нет.
Мимолетная, о Мелузина,
На террасах теряется легкий твой след,
Твое платье на миг еще вспыхнет в деревьях,
Словно в сумраке дальнем Ватто.