И руки, вырванные веслами галер;
Он и она, насквозь прожженные глумленьем,
Все это извращенное величье
И слово, оскорбляющее губы, которые его произнесли;
Вся музыка поруганная, проблеск,
Оплаченный ценою наших глаз,
Вся ласка ампутированной кисти —
Все это в крайнем случае сравнимо
С моим лицом, с подрагиваньем век,
С игрою крошечного мускула под кожей,
С движеньем тела, с гнущимся коленом,
С исторгнутыми криками, слезами,
С горячкой, сотрясающей меня,
И с потом, выступающим на лбу.
Но есть под шкурой внешности моей
То, без чего я камень средь камней.
Зерно среди зерна, звено своей цепи.
Есть нечто словно кровь, которая струится,
И как огонь, который все сжирает.
Есть нечто нужное, как искра мысли — лбу,
Как звук — губам, груди глубокой — песня,
Божественное, как дыханье жизни.
Угаданное — в этом жизнь моя.
Есть ты, моя трагедия и сцена,
Театр огромный, хрупкий, сокровенный,
Когда за нами дверь закроется входная,
И в мощном золотом обьятьи тишины,
Подхвачен косо, занавес тяжелый,
Затрепетав, взмывает наконец.