Услышав это, Фел приосанилась, с лица сошла и улыбка и краска. Можно было почувствовать, как участился темп её сердцебиения.
— Какая именно часть её будущего вас интересует? — Билли говорила на одной ноте.
— Её замужество.
— Ей девятнадцать. И хватит говорить так, будто она не сидит за столом! — Билли очень быстро перестала быть мудрой и вышла из себя.
Фелиса и Билли сидели в гостиной девочек. Агне не выпускала из рук джойстик и эмоционально кому-то кричала. «Иди туда, заходи справа! Куда ты? С ума сошёл? Давай уже!». Фел роняла на руки одну слезу за другой, судорожно вдыхая и раз за разом все ниже опуская голову. В итоге Билли привлекла девушку к себе, погладила по голове и поцеловала в макушку, как маленькую.
— Тише, милая. Это только разговоры, ещё не поздно, да? — шептала Билли.
В Фелисе Билли не видела себя. Сама Билли в девятнадцать была совершенно другой, она уже была уважаемой активисткой во всем подряд, яркой студенткой с наградами, олимпиадами и организованными мероприятиями. В девятнадцать Билли была взрослым человеком, и если бы пришлось нарисовать её портрет, это была бы вечно куда-то спешащая девушка, со стаканчиком кофе из «Старбакса» и ключами от машины в руке. Она вечно была нагружена пакетами, никогда не ехала в машине одна и всегда опаздывала или ехала оттуда куда опоздала. Билли была всем нужна, по доброте душевной она подставляла плечо столько раз за день, что к концу дня оно болело. Оказаться в доме с подростком, ребёнком и молодой матерью — было не трудно. Просто убедиться, что все они сыты и выслушать каждого. А потом бежать на учебу, писать диплом и готовиться к зачету.
Фелиса из другого теста, она ребёнок. Она сильный, строгий к себе и другим ребёнок.
— Ну мы же не в девятнадцатом веке, Билли?
— Нет. Поэтому все у нас получится. Да?
Белфаст. 25 сентября — 26 сентября
Билли наблюдала из окна спальни, как дождь превращает в месиво дорожку до беседки и заливает бассейн. Холодный, сырой воздух пронизывал до костей и по мышцам уже пробегали судороги. В такую непогоду и думать страшно, и засыпать страшно. Упад сейчас на голову небо, Билли бы этого не заметила, она бы думала о том, как грустно из-за дождя.
Когда открылась дверь она не сомневалась, что вошёл Ксавье. Он не преследовал её изо дня в день, даже не обращал внимания. Билли понимала, что это затишье перед бурей. Ему стыдно? Едва ли. Будем искренни, будем реалистичны: нет в душе Ксавье Остера того укромного уголка, где может прятаться стыдливая змейка, нашептывающая: «Проси прощения! Твоё место в аду!».