Так что, нет. Я не стану описывать, где и как он застал меня врасплох, кто (а никто) настолько насолил ему в детстве, что это вылилось в такие ужасы и всё более неуравновешенное поведение, которое копы списывали на безобидные чудачества милого юноши из хорошей семьи. Никакой драки в лесах, никакой крови под ногтями, никаких рек, запертых сундуков и визитных карточек в горле. Темно там было, скверно, я молила, сестёр звала на мёртвом языке, позабытом ещё в те времена, когда львиные невесты Вавилона[66] мягкой кошачьей поступью прохаживались за городскими воротами. Вот. Больше вы от меня ничего не получите, и это я ещё сама щедрость. Ваши сраные благодарности оставьте при себе.
***
А вот то, что я вам всё-таки расскажу. Это быстро.
• Он до поры до времени не знал, с кем связался. Ни сожалений, ни любопытства с его стороны, потому что этого подонка следовало бы утопить при рождении. Вначале я была для него только игрушкой, потом — только аномалией.
• Когда он пытался отбиться от моих крыльев, те резали ему руки медными перьями.
• В этом веке я играла в смертную, потому что люблю сигареты и шаурму, а шаурму проще заказывать, если твой пронзительный крик не сводит курьера с ума. В малых дозах смертность забавна. Такая жизненная, такая приземлённая и будничная. Колыбельные, кувшинки на воде, летние ливни, а ещё практически никто и никогда не пытается оттяпать тебе голову из какого-нибудь дебильно-геройского обязательства пред богами. Если захочешь полодырничать за книжкой, ни одна собака тебя не осудит. Ну и, естественно, шаурма.
• Убийца ещё не закончил своё чёрное дело, а мой дух уже сбежал домой, в Гнездо, в Яйцо. Сёстры кудахдали, ворковали, ласково журили. Высидели меня своими огромными пернатыми задницами, как не раз помогали мне раньше, и я им тоже. Сёстры для того и нужны, чтобы заботиться друг о друге. Кроме нас самих, у нас никого, а вечность без любви — долгая, тягомотная маета.
• Я вылупилась вновь. Взмахнула крыльями, и ураганы сравняли с землей города в шести разных реальностях — бесилась, видать, — ну, так, самую капельку. А может, и всплакнула. Впрочем, этого вы тоже не узнаете.
• Назад, в мир смертных, мы рванули на «Меркьюри-Кугуаре» 1967 года, с рёвом ожившем на пустынной просёлочной дороге. Одна сестра села на переднее сиденье, три — на заднее, а я с сигаретиной в заострённых зубах — за руль. В эти старые тачки вмещаются необъятные крылья, главное умеючи сворачивать реальность.
• На захолустных дорогах легко заблудиться, но мои прежние крылья взывали к нам с его чердака. Мы не заблудились.