давая ей вырваться. Протиснул одну руку между крашеным деревом парты и
грудью, которая удобно устроилась в ладони Марка, и слегка надавил на мягкость,
поглаживая легко, лишь задевая сосок. Целовал спину, плечи, останавливаясь
губами на стыке, проводя языком по горячей коже, которая словно стала другой на
вкус - насыщенней. Попробовал толкнуться глубже - член внутри Катерины
пульсировал и требовал движений, фрикций, хоть быстрых, хоть медленных -
любых, но движений. Марку было необходимо двигаться внутри, вынимая и снова
погружая в горячую, практически обжигающую тесноту Катерины. Катя
недовольно застонала и попыталась отодвинуться, упираясь носками в пол, ноги
затряслись от напряжения, даже ягодицы сжались. Он провёл руками по бёдрам,
замечая, как они расслабляются под его поглаживаниями, приподнял ножки от
пола, лишил их опоры и снова качнул бёдрами - на этот раз сопротивления было
меньше. Катеринка замерла, перестала отползать и сжиматься - это стоило усилий,
Марк чуть не кончил раз пятнадцать за эти пятнадцать неполных фрикций, между
поцелуями и уговорами, что сильнее болеть уже не будет, и надо потерпеть, раз уж
так получилось. В конце Катюшка уже держалась за парту, сохраняя удобное
положение, и тяжело дышала, смотря куда-то на стену с алгебраическими
формулами, не оказывая никакого сопротивления Марку, который не уставал
проводить губами по раскрасневшейся коже Катерины, шептать на ухо какую-то
ерунду и двигаться, пусть не на полную амплитуду, но двигаться, пока не потерял
рассудок окончательно от всего происходящего, и только и успел, что вытащить и
оставить белёсые следы на круглой попе. Крови было не так и много, но она была -
на члене, между ног Катеринки, на его руках, на которые смотрела Катюшка и
всхлипывала. - Всё хорошо, Катерин, всё прошло, - он прижал к себе девушку, она
так и стояла с болтающимися на одной ноге колготками и трусами. - Всё будет
хорошо. - Меня мама будет ругать, - горько вздохнула. - А ты не говори маме, зачем
маме знать... - действительно, что-что, а то, что Катерина лишилась девственности
в школе, на чаепитии в честь окончания четверти, да ещё с Марком - Лопоушке
лучше не знать. - Не скажем маме, никому не скажем. Марк одел Катерину,
натягивая по очереди трусы, оказавшиеся просто белыми, трикотажными и какими-
то невинными, колготки, застегнул бюстгальтер и блузочку, руки он вытер о свою
футболку, ей же протёр Катю, убирая хотя бы очевидные следы, а потом надел на
себя и запахнул куртку. - Идти можешь? - он провёл рукой по волосам Катюшки,
пытаясь привести их в божеский вид. - Могу, - Катерина потопталась и горестно