Ибо, если нам ясно, что труд этот не мог совершаться без многосторонних приготовлений в историческом прошлом, точно так же трудно понять, каким образом великие достижения следующего поколения, поразительного XVI века, который наступил вслед за веком придворных и учеников Генриха, могли бы осуществиться без импульса, который он дал, и без знания, которое он распространил.
Ведь дело не в том только, что его моряки сломали стену суеверного страха и проникли в неведомый юг на расстояние приблизительно в две тысячи миль; не только в том, что между 1442 и 1460 гг. европейцы перешли восточные и южные пределы, столь давно положенные им преданиями; не в том лишь, что самая трудная часть африканского берега, между Бохадором и Гвинейским заливом, была благополучно пройдена и что морской путь в Индию был открыт более чем наполовину. Все это так. Однажды обогнув южный мыс, Васко да Гама очутился вскоре не в неизведанном и нехоженом океане, но в начале одного из великих торговых путей магометанского мира. Большая часть расстояния между отдаленнейшей точкой, достигнутой принцем, и южным мысом Доброй Надежды была пройдена за две экспедиции, в четыре года (1482–1486).
Но были вещи и поважнее. Генрих не просто совершил первые и самые трудные шаги в направлении его великой главной цели — изыскания пути к Индии вокруг Африки; не просто начал обращать туземцев, просвещать прибрежные племена и колонизовать некоторые торговые области; он сверх всего этого основал ту школу мысли и дела, которая совершила все великие открытия, столь безусловно затмившие его собственные.
Из этой школы вышли; Колумб, который обнаружил западный путь к Индии, исходя из сведений, добытых благодаря попыткам Генриха пройти югом и востоком; Бартоломео Диас, который достиг самой южной точки старосветского материка и, обогнув ее, открыл европейским морякам Индийский океан; да Гама, который первым из этих моряков собрал плоды девяностолетних трудов, впервые проплыв от Лиссабона до Калькутты и обратно; Альбукерк, основавший первую колониальную империю современной Европы, первую большую провинцию христианства, торговый доминион португальцев на Востоке; Магеллан, окончательно доказавший то, что все великие открыватели предполагали, — что земля кругла; безымянные смельчаки, которые, по-видимому, добирались до Австралии еще прежде 1530 г.; картографы, оставившие нам первую настоящую карту мира. Поэтому невозможно измерить историческое значение принца одними вещественными достижениями его усилий. Если дела его представляют собой нечто несравненно более значительное, чем просто эпизод португальской истории, то это потому, что его труды были бесконечно перспективны, потому, что он положил верное основание для дальнейшего продвижения Европы и христианства, потому, что он был вождем подлинного Ренессанса и Реформации.